В фельетоне «Сорок сороков» Булгаков вспоминает о своем приезде в Москву так: «Панорама первая была в густой тьме, потому что въехал я в Москву ночью. Это было в конце сентября 1921 года. По гроб моей жизни не забуду ослепительного фонаря на Брянском вокзале и двух фонарей на Дорогомиловском мосту, указывающих путь в родную столицу. Ибо, что бы ни происходило, что бы вы ни говорили, Москва — мать, Москва — родной город».

Впрочем, первый его московский дом стал, скорее, поводом для огорчений. Вместе с первой женой Татьяной Лаппой он поселился в квартире 50 в доме 10 на Большой Садовой улице. Точнее, в одной из 10 комнат этой квартиры — бывший доходный дом промышленника Ильи Пигита после революции превратился в коммунальное жилье.

Молодая семья занимала комнату мужа одной из сестер Булгакова, в остальных девяти жили 16 человек. Беспокойные соседи доставляли массу неудобств, которые Михаил Афанасьевич фиксировал в дневнике — позже из этих заметок выросли некоторые персонажи его произведений. Некий Василий Иванович, носивший «клетчатые подштанники», напивался и кричал песни под гармонику. Нередко появляется в дневниковых записях соседка Анна Горячева — она часто била своего сына, держала в комнате петуха и поросенка и вообще была «склочной бабой».

«Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру», — писал Булгаков в октябре 1923 года.

В злополучной коммуналке он прожил три года и написал множество очерков и фельетонов, роман «Белая гвардия», повести «Роковые яйца» и «Дьяволиада». Атмосферу своей первой квартиры писатель запомнил на всю жизнь. «Нехорошая квартира» становится одним из мест действия «Мастера и Маргариты». Соседка Аннушка в романе тоже присутствует — в начале первой главы о ней как о какой-то неотвратимой силе говорит Воланд: «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила». Разлитое на трамвайных рельсах масло становится причиной смерти Берлиоза. Происходит это как раз у Патриарших прудов, то есть неподалеку от дома, где жила реальная Аннушка. О ней же речь идет в 24-й главе — в частности, читатель узнает, что «где бы ни находилась или ни появлялась она — тотчас же в этом месте начинался скандал, и кроме того, <…> она носила прозвище “Чума”».

Уплотнение (то есть изъятие излишков жилплощади, подселение дополнительных жильцов в квартиры) упоминается в «Собачьем сердце», тяжелая коммунальная жизнь — в «Театральном романе».

После первой публикации «Мастера и Маргариты» в 1966 году поклонники писателя начали оставлять надписи на стенах подъезда дома на Большой Садовой улице. В 2007-м в квартире 50 открылся музей писателя. А граффити, посвященные Булгакову, посетители оставляют на стенах подъезда и сегодня — это стало доброй традицией.

Через два дня после приезда в Москву Булгаков устроился секретарем в литературный отдел Народного комиссариата просвещения (ЛИТО Наркомпроса), который располагался на Сретенском бульваре (дом 6/1). Там он проработал всего два месяца — с 1 декабря весь отдел упразднили. Об этом времени он напишет потом в повести «Записки на манжетах»:

«Потушил лампу собственноручно и вышел. И немедленно с неба повалил снег. Затем дождь. Затем не снег и не дождь, а так что-то лепило в лицо со всех сторон. В дни сокращений и такой погоды Москва ужасна. Да-с, это было сокращение».

После этого начался тяжелый период. Постоянной работы долго не было, Булгаков периодически печатался в газетах «Правда» и «Рабочий». В 1922 году знакомый из ЛИТО помог устроиться в газету «Гудок», где работали Юрий Олеша, Илья Ильф и Валентин Катаев. Редакция находилась в двухэтажном здании князя В.А. Черкасского по адресу: Вознесенский переулок, дом 7. Оно не сохранилось, но можно прогуляться на Москворецкую набережную (дом 1/15) и посмотреть на роскошный Воспитательный дом, куда в 1923 году переехала редакция. В то время здание называлось Дворцом труда.

Булгаков писал для газеты фельетоны, что давало ему постоянный заработок, однако эта обязанность тяготила его. В 1923 году он написал в дневнике: «Сегодня в “Гудке” в первый раз с ужасом почувствовал, что я писать фельетонов больше не могу. Физически не могу. Это надругательство надо мной и над физиологией».

О работе в газете он упоминает в повести «Тайному другу» и «Театральном романе». Максудов, главный герой последнего, служит в газете «Вестник пароходства», находит свою работу бессмысленной и невыносимой. Начав от скуки писать роман, он вдруг понимает, что его истинное призвание состоит в другом деле, и увольняется. Правда, жизнь, которая начинается у Максудова после увольнения, вряд ли можно назвать счастливой.

Доходный дом архитектора и владельца Э.К. Нирнзее называли первым московским небоскребом, или тучерезом, хотя по нынешним меркам он не так уж и высок — всего 10 этажей. В 1920-х там находилась редакция московского бюро берлинской газеты «Накануне», в которой Булгаков публиковал рассказы и очерки.

В этом доме жили знакомые писателя — супруги Моисеенко, у которых позже он познакомился со своей третьей женой Еленой Сергеевной Шиловской, ставшей прототипом Маргариты.

Многие сцены повести «Дьяволиада», посвященной борьбе «маленького человека» Короткова с безумной машинерией раннесоветских учреждений, разворачиваются в здании, напоминающем Дом Нирнзее. Бесконечные лестницы, лифты, коридоры, а за каждой дверью — стрекочущие пишущие машинки, суетливые секретари и общая неразбериха.

В 1926 году в Театре Вахтангова с большим успехом прошла премьера спектакля по пьесе Булгакова «Зойкина квартира». Показы шли почти каждый день, за весь сезон сыграли 100 спектаклей. Актер Рубен Симонов вспоминал: «В зрительном зале стоял стон, актеры на сцене всхлипывали от смеха».

Сам писатель обозначил жанр пьесы так: «трагическая буффонада, в которой в форме масок показан ряд дельцов нэпманского пошиба в наши дни в Москве». Заглавная героиня устраивает дом свиданий под прикрытием швейной мастерской в надежде накопить денег и уехать во Францию. Но в квартире происходит убийство, и Зойку арестовывают.

В 1928 году постановку исключили из репертуара по настоянию Главреперткома; позже «Зойкину квартиру» восстановили — за нее вступился сам Иосиф Сталин, но в 1929-м окончательно запретили. «Не могу понять, в чем ее криминал», — говорила вторая жена Булгакова Любовь Белозерская. Впрочем, скорее всего, это было связано не с содержанием пьесы, а с начинавшейся тогда общей тенденцией к запрету Булгакова.

В 1930 году писателя перестали печатать, пьесы изъяли из репертуаров театров. В марте он отправил письмо в адрес правительства СССР, чтобы ему либо разрешили уехать во Францию к братьям, либо разрешили работать. Сталин лично позвонил ему и посоветовал пойти режиссером-ассистентом во МХАТ, на сцене которого в 1920-х шла его пьеса «Дни Турбиных». Одновременно с этим его позвали рецензировать пьесы в Театр рабочей молодежи (ТРАМ, сегодня — Московский государственный театр «Ленком Марка Захарова»).

В ТРАМе Булгаков проработал почти год параллельно со службой в МХАТе. В марте 1931-го он оставил первый, написав Сталину: «Почувствовал, что мозг отказывается служить и что пользы ТРАМу не приношу».

В Художественном писатель проработал шесть лет. С этим театром у него были сложные отношения. Для него он написал «Бег» и «Кабалу святош», но их постоянно просили переделать или переносили репетиции. Первую пьесу запретили вовсе, вторую поставили только в 1936 году. «Кабалу святош» показали всего семь раз. «МХАТ — кладбище моих пьес», — с горечью говорил Булгаков.

Свое последнее, самое злое и веселое произведение — «Театральный роман», известный также как «Записки покойника», писатель посвятил МХАТу. Книга, обрывающаяся на полуслове (Михаил Афанасьевич был уже очень болен во время работы), была опубликована спустя четверть века после его смерти. «Записки покойника» наделали много шума — многие их тех, с кем в 1930-х Булгакову довелось работать во МХАТе, узнали себя в героях книги.

Из МХАТа Булгаков ушел в Большой на должность либреттиста и переводчика. Он редактировал чужие оперные либретто и написал четыре своих: «Минина и Пожарского», «Черное море», «Петра Великого», «Рашель». По словам Елены Сергеевны, писателя в театре полюбили и ему там было хорошо, поскольку он любил музыку и оперу. Но относительно своей работы сам Булгаков не питал особых иллюзий.

«Пишу либретто для двух опер — историческое и из времени Гражданской войны. Если опера выйдет хороша — ее запретят негласно, если выйдет плохая — ее запретят открыто. Мне говорят о моих ошибках, и никто не говорит о главной из них: еще с 1929–1930 года мне надо было бросить писать вообще», — писал он.

После Большой Садовой Булгаков довольно долго жил по временным адресам. Лишь в 1927-м он переехал в дом, ставший его пристанищем на семь лет. На Большой Пироговской он занимал трехкомнатную квартиру. Сначала он переехал туда со второй женой Любовью Белозерской, а в 1932-м, после развода, туда въехала Елена Сергеевна, его третья жена.

Вход был с торца здания, посетители попадали с улицы в прихожую, а потом в столовую. За ней был кабинет писателя — туда вели две ступеньки. Комната была оформлена в синих тонах, у стен стояли темно-коричневые книжные полки, а у окна — стол. За ним Булгаков написал пьесы «Бег», «Кабала святош», «Адам и Ева» и многие другие произведения. Здесь были созданы первые две редакции «Мастера и Маргариты», которые автор уничтожил.

В феврале 1934 года Булгаков с женой и ее сыном переехали в первый писательский кооперативный дом в Москве. Он располагался по адресу: Нащокинский переулок, дом 3 (в те времена — улица Фурманова). Здесь была создана окончательная редакция романа «Мастер и Маргарита».

В трехкомнатной квартире были большая столовая, детская и спальня (она же кабинет). Помещение еще ремонтировали и доделывали, но Булгакову дом очень нравился. Здесь он прожил до конца жизни. Увидеть последний дом Булгакова, к сожалению, сегодня не получится — в 1974 году его снесли. Но можно прочитать его отзыв о нем, написанный вскоре после переезда в письме Викентию Вересаеву:

«Замечательный дом, клянусь! Писатели живут и сверху, и снизу, и сзади, и спереди, и сбоку… Правда, у нас прохладно, в уборной что-то не ладится и течет на пол из бака, и, наверное, будут еще какие-нибудь неполадки, но все же я счастлив. Лишь бы только стоял дом!»