Наш литературно-романтический маршрут по центру столицы начинается в Петроверигском переулке у Городской усадьбы Боткиных. Сейчас здесь располагается Российское военно-историческое общество.

По преданию, до XVIII века на этом месте находилось подворье митрополита, а чуть позже на участке были возведены каменные палаты, на основе которых в конце XVII - XVIII веков построили главное здание усадьбы. В подвальной части дома сохранились старинные своды каменных палат. 

В 1803 году владение приобрел директор Московского университета Иван Петрович Тургенев, а спустя два десятка лет - купец Петр Боткин. При нем дом был перестроен: фасад декорировали в стиле позднего ампира, а во дворе возвели два парных флигеля. Боткин продолжил традицию предыдущего владельца, сделав дом одним из центров культурной и общественной жизни Москвы. В нем часто бывали Александр Герцен, Лев Толстой, Афанасий Фет, Николай Огарев и многие другие. 

В 1836 году поэт, публицист Николай Огарев написал романтическое письмо своей невесте:

“Я знал блаженство на земле, которого не променяю даже на блаженство рая, блаженство, за которое я могу забыть все страдания моих ближних, – все, повторяю, – блаженство, за которое я был бы готов отдать будущность, если бы она была несовместима с ним; это блаженство, Мария, – наша любовь. О, моя возлюбленная, да сгинут эти слова раздора, нарушающие наш союз, изгоним все, что походит на злобу, чтобы не исчезла любовь, чтобы она осталась чиста и ясна, как прежде. Будем бережно лелеять этот цветок, нездешний цветок, чья родина – небо. Мария, у меня навертываются слезы на глазах, когда я подумаю, что мы в ссоре! Великий Боже! мы, так сильно любившие друг друга! Спеши, спеши ко мне осушить эти слезы, кинься в объятия твоего возлюбленного, и пусть наша любовь будет основою Всемирного благоволения."

Мария, я – слабое дитя; не много нужно, чтобы раз­бить меня. И все-таки во мне еще достаточно хорошего, чтобы я заслуживал быть ввергнутым в ничтоже­ство. Моя любовь глубока, Мария, – вот почему мне кажется, что я чего-нибудь стою; но в то же время она, к несчастью, лишает меня рассудка, именно по­тому, что она глубока; я во всем вижу посягатель­ства на ее святость, и в эти минуты безумия мое серд­це часто обливается кровью. Будь терпима и милосердна к этому безумству, Мария. Если я спорил нынче, то лишь потому, что считаю свою мысль согласной с принципом добра. Если я ошибался, прости мне, люби меня так, как тогда, когда ты дала мне это кольцо и этот крест, который я ношу на шеи. Дай мне быть счастливым, дай мне сделать тебя счастливою. Прав­да, я эгоист, но я крепко держусь за нашу любовь, потому что это – глубочайшая жизнь моей души. Без нее все пусто. Но взвесь хорошенько, что ты будешь думать и делать, чтобы не сбиться с дороги любви универсальной, ибо отныне я буду применяться к тебе. Твоя любовь для меня важнее, нежели универсальная любовь. Боже благости, прости мне! Вот как я люблю тебя, Мария”.

Для продолжения маршрута выходим на улицу Маросейка.

Любовно-романтический маршрут по Москве продолжается на Маросейке. Сейчас улица простирается от площади Ильинских ворот до улицы Покровка. Свое название улица Маросейка получила по стоявшему здесь Малороссийскому подворью (официальное представительство Украины). В 1954 году улицу переименовали в честь гетмана Богдана Хмельницкого, а в 1990 году вернули прежнее название. От Ильинских ворот начиналась так называемая «царская дорога», которая вела к дворцовым селам Рубцову, Семеновскому, Преображенскому и Измайлову. Рядом селилась московская знать и иностранцы. В конце XVIII века Маросейка была очень оживленной, здесь располагались торговые ряды. Интересно, что пожар 1812 года уничтожил правую часть улицы, но почти не затронул левую.

Протяженность улицы - 450 метров, и в настоящее время это один из интереснейших маршрутов для прогулок - на большей части Маросейки сохранена старая застройка.

Маросейку упоминал в своей поэме “Очерки о Москве” и князь Петр Вяземский. А вот его письмо к жене, урожденной княгине Гагариной от 24 августа 1812 года: 

“Я сейчас еду, моя милая. Ты, Бог и честь будут спутниками моими. Обязанности военного человека не заглушать во мне обязанностей мужа твоего и отца ребенка нашего. Я никогда не отстану, но и не буду ки­даться. Ты небом избрана для счастья моего, и захочу ли я сделать тебя навек несчастливою? Я буду уметь соглашать долг сына отечества с долгом моим и в рассуждении тебя. Мы увидимся, я в этом уверен. Молись обо мне Богу. Он твои молитвы услышит, я во всем на Него полагаюсь. Прости, дражайшая моя Вера. Прости, милый мой друг. Все вокруг меня напоминает тебя. Я пишу к тебе из спальни, в ко­торой столько раз прижимал я тебя в свои объятия, а теперь покидаю ее один. Нет! мы после никогда уже не расстанемся. Мы созданы друг для друга, мы должны вместе жить, вместе умереть. Прости, мой друг. Мне так же тяжело расставаться с тобою те­перь, как будто бы ты была со мною. Здесь, в доме, кажется, я все еще с тобою: ты здесь жила; но – нет, ты и там, и въезд со мною неразлучна. Ты в душе моей, ты в жизни моей. Я без тебя не мог бы жить. Прости! Да будет с нами Бог!”

Чтобы продолжить наш маршрут, давайте пройдем к дому номер 17/6 строение 4.

Перед вами один из интереснейших памятников русской архитектуры — Усадьба Румянцева-Задунайского, построенная в 1782 году. 

Генерал-фельдмаршал Петр Александрович Румянцев-Задунайский приобрел дом в 1793 году. По его желанию дом был расписан внутри картинами русско-турецких сражений, в которых он принимал участие. После смерти графа дом перешел его сыну, министру иностранных дел, канцлеру, меценату, основателю Румянцевского музея, почетному члену Императорской Российской академии, графу Николаю Румянцеву. В усадьбе на Маросейке бывали Николай Карамзин, Петр Вяземский и другие именитые люди. В 1826 году здание перешло брату Николая Румянцева, Сергею.

Современный облик здание приобрело в 1880-х годах. Тогда на фасадах здания появились живописные скульптуры и декор, в частности герб с ангелами и буквой «Г», что указывало на нового владельца, купца Митрофана Грачева. В советское время корпус был надстроен еще двумя этажами, где вплоть до конца 60-х годах располагались коммунальные квартиры. Сегодня в особняке располагается посольство республики Беларусь.

В усадьбе любил бывать поэт Василий Жуковский. Послушаем его письмо к возлюбленной Марии Протасовой от 1815 года:

Милый друг, надобно сказать тебе что-нибудь в последний раз. У тебя много останется утешения; у тебя есть добрый товарищ: твоя смирная покорность Провидению. Она у тебя не на словах, а в сердце и на деле. Что могу сказать тебе утешительнее того, что скажет тебе лучшая душа, какая только была на свете, твой Фенелон, которого ты понимать можешь. Я благодарю тебя за то, что ты его мне вчера присы­лала. Теперь знаю, что у тебя есть неразлучный това­рищ, и такой, который всегда умеет дать твердость, надежду и ясность. Я знаю теперь, что каждый день до­ставить тебе прекрасную минуту. Стоит только войти в себя, поговорить с добрым, нельстивым другом, и все, что вокруг тебя, примет другой вид. Читай же эту книгу беспрестанно. В дополнение к Фенелону пришлю тебе Массильона. Теперь чтение для тебя не занятие, а жизнь» и усовершенствование сердца и мы­слей. Пусть это чтение напоминает тебе обо мне, о человеке, который желал быть твоим товарищем во всем добром. Я никогда не забуду, что всем тем счастьем, какое имею в жизни, обязан тебе, что ты мне давала лучшие намерения, что все лучшее во мне было соединено с привязанностью к тебе, что, наконец, тебе же я был обязан самым прекрасным движением сердца, которое решилось на пожертвование тобою, – опыт, самый благодетельный на всю жизнь; он уверяет меня, что лучшие минуты в жизни те, в которые человек забывает себя для добра и забывает не на одну минуту. Сама можешь судить, что в этом воспоминании о тебе заключены будут все мои должности. Пропади оно – я все потеряю. Я со­храню его, как свою лучшую драгоценность. Я вверяю себя этому воспоминанию и, право, – не боюсь будущего. Что может теперь в жизни сделаться ужасного для меня, собственно? Во всех обстоятельствах я буду стараться быть таким же, каков теперь. Обстоятель­ства – дело Провидения. Мысли и чувства в этих об­стоятельствах – вот все, что мы можем. И в этом-то постараюсь быть тебя достойным. Впрочем, оста­немся беззаботны. Все в жизни к прекрасному сред­ство! Я прошу от тебя только одного – не позволяй тобою жертвовать и заботься о своем счастье. Этим ты мне обязана. Я желал бы, чтобы ты боле имела сво­боды заниматься собственным. Выпроси у маменьки несколько часов в дни для чтения – в этом чтении прямая твоя жизнь. Но не читай ничего, что бы было только для пустого развлечения. Малое, но питательное для такого сердца, как твое. Меня утешает теперь мысль, что маменька будет должна теперь к тебе более прежнего привязаться. Против остального – терпение и твердость. Мои тетрадки сбереги. В них нечего переменять, кроме, разве одного – везде сестра. По­мни же своего брата, своего истинного друга. Но по­мни так, как он того требует, то есть знай, что он, во все минуты жизни, если не живет, то, по крайней мере, желает жить, так как велит ему его привя­занность к тебе, теперь вечная и более, нежели когда-нибудь, чистая и сильная…

Наш с вами маршрут идет дальше - к дому №9/2 строение 1.

Перед нами здание, которое еще называют Клубом Алексея Козлова. Именно здесь, на углу Большого Златоустинского переулка и улицы Маросейки в XVII веке и находилось Малороссийское подворье, давшее название улице. С 1670 года по указу царя приехавшим в Москву казакам и мещанам малороссийских городов было прдеписано «являться и приезды свои записывать в Малороссийском приказе и ставиться на Малороссийский двор». 

В этом здании находился известный московский магазин семьи Дютфуа, в котором продавалась столовая, химическая и парфюмерная стеклянная посуда. Здесь жил вольтерьянец и либерал Михаил Салтыков и именно сюда поэт Александр Пушкин приехал 20 января 1831 года, намереваясь сообщить Салтыкову весть о смерти его зятя, лицейского друга Пушкина Антона Дельвига.

Сегодня этот дом на Маросейке – памятник литературной Москвы, а на трёх верхних этажах располагается джазовый клуб саксофониста Алексея Козлова. Справа от входа в клуб, на изящных мозаичных декоративных панно первого этажа можно разглядеть латинскую букву D, знак Дютфуа. 

Давайте вместе послушаем письмо Александра Пушкина, бывавшего здесь, к Наталье Гончаровой. Их любви было суждено пройти не одно испытание и стать последней в жизни каждого, навсегда войдя в историю: 

“Никак не ожидал я, очаровательница, чтобы вы обо мне вспомнили, и от глубины души благодарю вас. Байрон приобрел в глазах моих новую прелесть – все его герои в моём воображении облекутся в незабвенные черты. Вас буду видеть я в Гюльнар и в Леиле; самый идеал Байрона не мог быть так божественно-прекрасен. Итак, вас, и всегда вас, судьба посылает для услаждения моего уединения! Вы – ангел-утешитель, а я не что иное, как неблагодарный, потому что еще ропщу. Вы едете в Петербург; моё изгнание тяготит меня боле, чем когда-нибудь. Может быть, происшедшая перемена приблизить меня к вам; не смею надеяться. Не станем верить надежде; она не что иное, как хорошенькая женщина, которая обходится с нами, как со стариками-мужьями. А что поделывает ваш, мой кроткий гений? Знайте, что под его чертами я представляю себе врагов Байрона, с его женою включительно.

P. S. Опять берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ног ваших, что я всё вас люблю, что иногда ненавижу вас, что третьего дня говорил про вас ужасы, что я целую ваши прелестные ручки, что снова перецеловываю их в ожидании ещё лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны и прочее.

Вы издеваетесь над моим нетерпением: вам доставляет особое удовольствие приводить меня в недоумение; мне удастся увидеть вас только завтра – пусть будет так! Я не могу, однако, заниматься только вами одними. Хотя видеть и слышать вас было бы для меня блаженством, я тем не менее предпочитаю писать вам, а не говорить. В вас есть ирония и сарказм, которые озлобляют и отнимают надежду. В вашем присутствии немеет язык и чувствуется какое-то томление. Наверно, вы – демон, т.е. дух сомненья и отрицанья, как сказано в Священном Писании. Недавно вы жестоко отозвались о прошлом: вы сказали мне, что я старался не верить в течение семи лет… Зачем это? Счастье чувствовалось мною так полно, что я не узнал его, когда оно было предо мной.

Не говорите мне более о нём. Бога ради. Сожаление, когда всё делается известным, это острое сожаление, соединенное с каким-то сладострастием, похоже на бешенство de……

Дорогая Элеонора, позвольте мне назвать вас этим именем, напоминающим мне жгучие чтения вместе с увлекавшим меня тогда сладким призраком и вашу собственную жизнь, столь порывистую, бурную и отличную от того, чем бы она должна была быть. Дорогая Элеонора, вам известно, что я испытал на себе всю силу вашего обаяния и обязан вам тем, что любовь имеет самого сладостного. От всего этого у меня осталась одна привязанность – правда, очень нежная, и немного страха, которого я не могу побороть в себе. Если вам когда-нибудь попадутся на глаза эти строки, я знаю, что вы тогда подумаете: «он оскорблён прошлым, вот и вёе; он заслуживает, чтоб я его вновь…» Неправда ли?

А между тем, если бы я, принимаясь за перо, вздумал вас спросить о чем-нибудь, то я, право, не знал бы, о чем. Да… разве о дружбе. Эта просьба была бы вульгарна, как просьба нищего о куске хлеба. На самом же деле мне нужна ваша интимность…

А между тем вы всё так же хороши, как в тот день, когда ваши губы коснулись моего лба. Я чувствую ещё до сих пор их влажность и невольно превращаюсь в правоверного; но вы будете… Эта красота надвигается, как лавина”.

Оставляем Маросейку и двигаемся дальше, в Лучников переулок.

Мы с вами находимся у Городской усадьбы Екатерины Нелединской-Мелецкой. Реконструированный в 2000-е годы длинный дом скрывает в себе старинную усадьбу и много строений во дворе. Самая старая часть – бывшая усадьба XVIII века Нелединских-Мелецких, представителей древней фамилии, предки которых прибыли из Польши в Россию в 1425 году. Последним владельцем стал поэт Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий. В его доме собирались известные писатели и поэты: Жуковский, Давыдов и другие. В 1818 году в здании было открыто знаменитое “Строгановское училище”.

В 1840-х годах трехэтажный дом с участком приобрел купец Федор Алексеевич Мазурин. С его потомством связана легенда о мазуринском проклятье: потомки страдали наследственным душевным заболеванием. В этом доме в 1865 году произошло трагическое событие: от руки Владимира Мазурина погиб ювелир Калмыков. 

В конце XIX века участок купил Василий Алексеевич Бахрушин, который застроил его доходными домами с магазинами, а после его смерти владение унаследовал сын, Николай Бахрушин. Он умер перед самой революцией, не оставив наследников.

События, произошедшие в доме, вдохновили Федора Михайловича Достоевского на написание романа “Идиот”. Но давайте послушаем его романтическое письмо к жене, Анне Сниткиной:

“Здравствуй, милая моя, бесценная, единственная, сокровище и радость моя. Милый мой друг, вчерашний день опять ничего не решил (несколько слое зачеркнуто). Я все еще на одной точке и леплюсь кое-как и не добился, покамест, ни до какого результата, так что и опять не выезжаю; что-то скажет сегодняшний день? Может быть, что-нибудь и будет решительное. Во всяком случае завтра получишь от меня точное известие, т.е. выезжаю ли я или нет?

Ангел мой, ты не поверишь, как я обрадовался и с каким счастьем прочел я, на почте, твои две крошечные писульки на двух листиках. Я их целовал и так рад, так рад был твоей любви. Она видна в каждой строчке, в каждом выражении твоем; и как (одно слово зачеркнуто) ты хорошо пишешь письма. Куда мне так написать и так выразить мое сердце, мои ощущения. Я и наяву-то, и когда мы вместе, несообщителен, угрюм и совершенно не имею дара выразить себя всего.

Формы, жеста не имею. Покойный брат Миша часто с горечью упрекал меня в этом. Милая моя, простишь ли ты когда-нибудь меня за то, что я тебя так мучаю, покинул тебя и не еду! Твое письмо в этом отношении решительно измучило меня вчера, хоть ты сама и ни словом, ни мыслию не упрекаешь меня, а даже напротив — ободряешь и утешаешь. Но ведь я чувствую все. И во-первых, я сам не сообразил еще прежде всей затруднительности, всей муки моей будущей, решаясь ехать сюда. Я твердо был убежден, что еду только на четыре дня, и не сообразил, что если внешние обстоятельства, совершенно не от меня зависящие, задержат меня, то что будет с нами обоими. Будучи вблизи, возле тебя, я не сообразил тогда, как я люблю тебя и как тяжела для нас обоих разлука. Мы уже начинаем сростаться и, кажется, сильно срослись вместе, Аня, и так сильно, что и не заметили, я по крайней мере. Ты не знаешь, как мне хотелось, например, вчера быть с тобою; и я со слезами молился ночью о тебе, удержаться не мог.”

А мы с вами продолжаем нашу прогулку и двигаемся к Мясницкой улице, дому №8/2

Перед нами знаменитый Дом Фарфора на Мясницкой. Когда-то давно на этом месте стоял двухэтажный дом с флигелями, принадлежавший князю Петру Тюфякину, но при городском планировании столицы 1790-х годов дом лишился своего угла, а часть княжеской земли отошла под улицу. В 1830 году здесь поселился профессор Московского университета Михаил Погодин. У него бывали Александр Пушкин, Николай Гоголь, Михаил Щепкин и другие известные люди.

В 1893 году владельцем углового участка на Мясницкой улице стал «король» русского фарфора и фаянса Матвей Сидорович Кузнецов, который в 1898 году начал строительство нового здания магазина "Товарищества производства фарфоровых и фаянсовых изделий М.С. Кузнецова". Обратите внимание, фасад здания украшен масками покровителя торговли крылатого бога Меркурия. Затем здесь размещались выставки художественного объединения "Голубая роза" и Всероссийский синдикат силикатной промышленности и "Объединенный клуб III Интернационала", здание получило еще два этажа 

После войны здание опять отдали магазину посуды, и сегодня на первом этаже, как и при Матвее Кузнецове, торгуют фарфором и фаянсом.

В доме неоднократно бывал Николай Васильевич Гоголь, и хоть сам он был достаточно скуп на любовную лирику до нас дошли романтические письма его отца Василия Афанасьевича Гоголя, которые он посвящал маме Николая Гоголя - Марии:

“Милая Машенька! Многие препятствия лишили меня счастья сей день быть у вас! Слабость моего здоровья наводит страшное воображение, и лютое отчаяние терзает мое сердце. Прощайте, наилучший в свете друг! Прошу вас быть здоровой и не беспокоиться обо мне. Уверяю вас, что никого в свете и не может столь сильно любить, сколько любит вас и почитает ваш вечно вернейший друг, несчастный Василий… Прошу вас, не показывайте сего несчастного выражения страсти родителям вашим. И сам не знаю, как пишу”.

Давайте пройдем чуть дальше, к дому №7.

Мы с вами находимся у Дома Черткова, у первой бесплатной частной библиотеки в России. В XVI веке здесь была усадьба Волынских, а к концу 17 века владение передали касимовским царевичам, чей род пресекся около 1728 года. Зданием владели князь Алексей Долгорукий, а позже - семья Салтыкова. При нем в середине XVIII века построили дом, сохранившийся до нашего времени. 

В 1831 году дом с флигелями и садом приобрел Александр Дмитриевич Чертков, благодаря которому этот адрес узнала вся просвещенная Россия. Чертков собрал здесь уникальную, самую большую на то время библиотеку, посвященную российской истории. 

В середине 1890-х годов в залах особняка заседало Московское архитектурное общество. Его сменил Литературно-артистический клуб, который посещали основатели Московского художественного театра. После революции дом пришел в запустение, а в 1922 году здесь открыли «Деловой клуб», призванный помочь новым руководителям перенять опыт у старых специалистов. С 1991 года его название – Центральный российский дом знаний. После последней реставрации дом увенчал герб с девизом – «Вера и честь».

В стенах здания часто бывали русские писатели Пушкин, Жуковский, Гоголь, Толстой и другие. Давайте послушаем, что писал Лев Толстой своей невесте, а позже и жене - Софье Берс: 

“Софья Андреевна, мне становится невыносимо. Три недели я каждый день говорю: нынче все скажу, и ухожу с той же тоской, раскаянием, страхом и счастьем в душе. И каждую ночь, как и теперь, я перебираю прошлое, мучаюсь и говорю: зачем я не сказал, и как, и что бы я сказал. Я беру с собою это письмо, чтобы отдать его вам, ежели опять мне нельзя, или недостанет духу сказать вам все. <…> Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно”.

А мы с вами сворачиваем в Милютинский переулок и направляемся к дому №3.

Дом №3 в Милютинском переулке называют Домом архитектора Николая Фалеева. Ранее на этом месте, напротив ныне утраченной церкви cв. Евпла, стоял небольшой деревянный домик с каменными флигелями, принадлежавший купчихе Авдотье Сониной. Место привлекло внимание петербургского купца Свешникова, бывавшего по делам на Мясницкой улице, и 1815 году он поселился здесь со своей семьей. 

Осип Леонтьевич Свешников был дружен со многими московскими и петербургскими библиофилами, издателями, литераторами. В Москве Осип Леонтьевич открыл магазины на традиционно книжных улицах – Никольской и Ильинке. В его книжных лавках можно было купить сочинения Рылеева, Бестужева, Карамзина и многих других.

В конце XIX века тихий уголок Москвы приобрел облик, соответствующий времени. Владение купил архитектор московского модерна Николай Фалеев и выстроил пятиэтажный доходный дом, позднее, в 1930‑х годах, надстроенный двумя этажами. В 1998 году дом подвергся капитальной реконструкции, вновь приобретя статус роскошного доходного дома в центре Москвы. 

Но хватит об архитектуре, давайте о любви? Один из владельцев дома продавал в своих книжных лавках сочинения поэта, общественного деятеля, декабриста Кондратия Рылеева, послушаем его письмо к своей жене:

“Ты напрасно беспокоишься, мой милый друг, о моем здоровьи. Я истинно здоров, и не стану обманывать тебя. Я уже писал тебе, что я был несколько болен прежде, но это было следствие прежней простуды; теперь же я совершенно оправился. Беспокоюсь только о тебе; боюсь, чтобы ты в своем горе не впала в какую-нибудь болезнь; ты и без того так часто страдала грудью. Ради Бога, береги себя, друг мой. Я это пишу к тебе во всяком письме и все боюсь, что ты просьбы моей не исполняешь. Пожалуйста уведомь меня подробно о состоянии своего здоровья и кто тебя лечит. Также о Настиньке. Белья больше мне не нужно, а пришли мне пожалуйста все 11 томов Карамзина Истории; но не те, которые испорчены наводнением, а лучшие: они кажется стоят в большом шкапу; да прикажи также приискать в книжных лавках книгу «О подражании Христу», перевода М. М. Сперанского. Из того, что я не писал к тебе в последнем письме о нашем свидании, которое мне обещано, ты заключила, что я должен быть болен. Я и теперь больше ничего не могу тебе написать касательно сего, как только то, что я надеюсь скоро увидеться с тобой; тогда ты увидишь, что я точно здоров; а до того пиши ко мне и пришли книги. Всем родным и знакомым, и особенно Прасковье Вас., мое почтение. Настиньку обнимаю”.

А мы с вами двигаемся дальше по переулку к дому №14.

Дом в глубине двора за каменной оградой с цоколем, с массивными столбами ворот и кованой решеткой можно считать смысловым центром Милютинского переулка. В 1714 году этот участок земли, тогда еще в Казенном переулке, привлек внимание истопника Петра I Алексея Яковлевича Милютина. Он построил здесь свой дом и фабрику тканей. В конце XVIII века это была самая старая и самая большая мануфактура в Москве: небольшое деревянное строение постепенно было перестроено в камне и обросло многочисленными каменными домами различного назначения. Младший брат, Андрей Яковлевич, активно помогал Алексею Милютину, у которого не было детей, и после смерти унаследовал все его владения, затем перешедшие его сыновьям — Алексею и Михаилу Милютиным. При сыне последнего мануфактура закончила свое существование. 

В 1829 году главный дом городской усадьбы Милютиных приобрел новый хозяин, а через несколько лет здание был продан полковнику Херодинову, который сдавал помещения внаем. В 1873 году одним из жильцов был Яков Кузьмич Брюсов с женой. Здесь у них родился первенец, Валерий Брюсов — поэт, организатор символистского движения в России.

Родившийся здесь поэт Валерий Брюсов, работавший корреспондентом “Русских ведомостей”, с середины августа 1914 по конец мая 1915 года отправил жене в Москву более 150 писем и телеграмм. Все они, сохраненные его женой Иоанной, были переданы в Российскую государственную библиотеку:

“Милая, хорошая Jeanne! Получил я от А.А.Мануйлова письмо, в котором он убеждает меня не уезжать из Варшавы. Я ответил, что это невозможно, что я утомлен и нуждаюсь в отдыхе. Надо, однако, дождаться ответа (который я прошу дать по телеграфу), так как сейчас здесь никого нет от «Русских Ведомостей», кроме меня, и должно послать мне заместителя. Мое письмо будет в Москве 3 или 4 (одновременно с этим, ибо я их посылаю вместе). Тогда же я получу ответ и тогда же соберусь ехать в Москву. О дне выезда телеграфирую. Во всяком случае увидимся очень скоро. На один день меня может задержать интересная поездка, которую мне предлагает Муйжель, но лишь на один день. Ехать думаю, если будет можно, через Вильно. Читал статью Нади о Скрябине. Узнаю свою старую манеру так поворачивать фразу, чтобы сразу никак нельзя было угадать дополнение это или подлежащее. Конечно, это — полезно: заставлять вчитываться... желающих, или вовсе не читать — других. До скорой встречи! Целую. Твой Валерий”.

Мы приглашаем вас пройти дальше, в Бобров переулок к дому №4.

Мы с вами находимся у Дома газеты “Русские ведомости”, одной из крупнейших русских общественно-политических газет, выходившей в Москве с 3 сентября 1863 года. Газета имела репутацию «профессорской» — в число постоянных сотрудников и авторов входили многие профессоры Московского университета. В 1875 г. газета переезжает из дома Делоне в Кривоарбатском переулке в специально приспособленное для нее здание — Мясницкая, Юшков переулок 185 (или ныне — Бобров переулок 4). В 1870-х гг. постоянным сотрудником «Русских ведомостей», ближайшим помощником и заместителем Н.С. Скворцова становится Василий Михайлович Соболевский. Он привлекает к участию в газете лучших писателей того времени — Николая Михайловского, Михаила Салтыкова-Щедрина, Владимира Короленко, Антона Чехова и других. Современники многократно отмечали активную гражданскую позицию издания. 20 мая 1886 года «Русские ведомости» переехали в Чернышевский переулок. Газета просуществовала до Октябрьской революции. Была закрыта в 1918 году за агитацию. 

Как уже было сказано ранее, с газетой был связан великий классик русской литературы Антон Павлович Чехов. Любовь и брак писателя и актрисы Ольги Книппер стали легендой. Они написали друг другу более 800 любовных писем, которые неоднократно издавалась на многих языках мира:

“Милюся моя, ангел мой, я не пишу тебе, но ты не сердись, снисходи к слабостям человеческим. Все время я сидел над пьесой, больше думал, чем писал, но все же мне казалось, что я занят делом и что мне теперь не до писем. Пьесу пишу, но не спешу, и очень возможно, что так и в Москву поеду не кончив; очень много действующих лиц, тесно, боюсь, что выйдет неясно или бледно, и потому, по-моему, лучше бы отложить ее до будущего сезона. Кстати сказать, я только "Иванова" ставил у Корша тотчас же по написании, остальные же пьесы долго еще лежали у меня, дожидаясь Влад. Ивановича, и, таким образом, у меня было время вносить поправки всякие.

У меня гости: начальница гимназии с двумя девицами. Пишу с перебоями. Сегодня провожал на пароход двух знакомых барышень и -- увы! -- видел Екатерину Николаевну, отъезжавшую в Москву. Со мной была холодна, как могильная плита в осенний день! И я тоже, по всей вероятности, был не особенно тепел.

Телеграмму, конечно, пришлю, непременно выходи меня встретить, непременно! Приеду с курьерским -- утром. Приеду и в тот же день засяду за пьесу. А где мне остановиться? На Мл. Дмитровке нет ни стола, ни постели, придется остановиться в гостинице. В Москве я пробуду недолго.

Дождя в Ялте нет. Сохнут деревья, трава давно высохла; ветер дует ежедневно. Холодно.

Пиши мне почаще, твои письма радуют меня всякий раз и поднимают мое настроение, которое почти каждый день бывает сухим и черствым, как крымская земля. Не сердись на меня, моя миленькая. Гости уходят, иду провожу их”.

А мы с вами подходим к последней точке нашего маршрута - к дому № 6 в Бобровом переулке.

Перед нами Тургеневская библиотека. История этого дома полна загадок. Поскольку впервые здание появляется на планах 1803 года, то до середины 2000-х исследователи датировали его второй половиной XVIII века  с перестройками XIX и XX веков. Однако при реконструкции здания выяснили, что внутри здания, считавшегося памятником купеческой архитектуры, находились палаты XVII  -  XVIII веков. Открытие внесло серьезные изменения в первоначальный замысел архитекторов. Был согласован новый вариант проекта, по которому угловой зал библиотеки, выходящий окнами на Бобров переулок и парадный двор, делался двухсветным, без перекрытия между 1 и 2 этажами. Были раскрыты два наиболее выигрышных фасада ранних объемов здания, раскрыт и восстановлен фрагмент палат рубежа на дворовом фасаде. 

По истории палат XVII века достоверных архивных данных пока не обнаружено. С начала XVIII века владельцем участка был Григорий Михайлович Петрово-Соловово Меньшой, судья Расправной палаты. Коренным образом облик усадьбы меняется в 1895 году при последней владелице – Анне Александровне Бирюковой. Главное здание было увеличено в размере, надстроено третьим этажом. Фасады дома получили декоративное оформление, характерное для второй половины XIX века. Одновременно с реконструкцией главного усадебного дома возвели строение №2, а в 1901 году построили третье здание усадьбы, ныне принадлежащее нотариальной палате. В разное время здесь также располагались коммунальные квартиры, различные учреждения, в частности Московская федерация профсоюзов. 

Все четыре века существования усадьбы в Бобровом переулке оставили свой след в ее архитектурном облике. Работы по реконструкции дома с палатами были начаты в 1998 году и завершены в 2003 году.

В 1993 году было принято постановление, согласно которому дом №6 в  Бобровом переулке был передан под размещение первой публичной библиотеки-читальни имени Ивана Сергеевича Тургенева. Она была основана в 1885 году по инициативе и на средства Варвары Алексеевны Морозовой для увековечивания памяти великого русского писателя Ивана Сергеевича Тургенева.

Наша с вами романтическая прогулка по Москве подходит к концу, давайте завершим её трогательным письмом Тургенева к Полине Виардо, к которой Иван Сергеевич всегда относился с чрезвычайной нежностью и трепетом:

“Я получил ваше письмо из Лондона, дорогая и добрая госпожа Виардо, и спешу ответить на него. Для начала сообщу вам приятную новость, которой я уже поделился с вашей матушкой: из Петербурга мне пишут, что паспорт мой уже подписан и ничто не препятствует моему отъезду. Вы можете представить себе удовольствие, которое доставила мне эта новость; через полтора месяца, если Бог даст мне жизни, я буду иметь счастье вновь видеть вас, Я, кажется, говорил вам, что, уезжая из Петербурга, я на всякий случай взял место на пароход из Штеттина на 21 июля (2 августа н. c.). Я покину Спасское 10 числа следующего месяца; из Штеттина поеду прямо через Берлин, Брюссель и Остенде в Лондон, где рассчитываю быть 10 августа. B конце августа я отправляюсь в Париж, а оттуда в Куртавнель, где мы будем ждать вас, как в былое время. Встречать вас я выйду в своей серой куртке. K сожалению, буду я не только сер, но и сед… Что ж, коли лето наше миновало, постараемся насладиться нашей осенью. Я очень рад узнать, что вы довольны собой и много работаете в Лондоне. Подумать только: двух месяцев не пройдет – и я Bac услышу.

Перед отъездом я хочу побывать в Калужской губернии, чтобы вволю поохотиться там на глухарей; в сентябре настанет черед куропаток в Бри… Только бы ничто не помешало этим прекрасным замыслам! Я стал суеверным и весьма боязливым в отношении будущего… B конце концов, это лучше, чем равнодушие.

У меня нет больше желания «рассказывать вам свою жизнь» на бумаге – я сделаю это лично. Итак, до свидания 10 августа! A до тех пор будьте здоровы и счастливы. Тысяча приветов Виардо. Нежно целую ваши руки. Ваш Иван  Тургенев”.