Музыкальный театр

Политические и культурные реформы, сопровождавшие жизнь россиян в этот исторический период нашли свое отражение и в театральном искусстве Москвы.

Оперное искусство активно соперничает с балетными спектаклями явно развлекательного характера. Общая тенденция снижения вкуса театральной публики приводит к проявлению нового для России музыкально-театрального жанра – оперетта. Этот веселый развлекательный жанр занял свое место и на сцене Малого драматического театра в Москве.

Борьба за утверждение русской оперы в стенах Большого театра приобрела очень острые формы. Это было связано и с гегемонией итальянской оперной труппы, и с сокращением штата оркестра и хора, и с вытеснением русской оперы из репертуара театра. 70-е гг. стали самыми тяжелыми в истории русского оперного искусства в Москве. Большую часть времени занимали представления итальянских спектаклей и даже концертов итальянских певцов. Русской опере был оставлен один день в неделю. Ведущие русские солисты использовались в итальянских спектаклях как дублеры основного состава. К работе в русских операх привлекался балетный оркестр, который имел совершенно иные традиции и специфику.

Такое положение не могло остаться незамеченным в театральной критике, которая отстаивала права «отечественной оперной сцены» [1, с. 291].

О низком исполнительском уровне московской театральной труппы и об общем бедственном состоянии русской оперы так писал в феврале 1873 г. П.И. Чайковский: «Итак, оперный сезон кончился и если мы подведем итоги в деятельности нашей лирической сцены за эту зиму, то получим результаты плачевные… В то время, как в Петербурге репертуар русской оперы обогатился двумя новыми операми, «Псковитянка» Римского-Корсакова и «Борис Годунов» Мусоргского, и возобновлением двух капитальных иноземных опер «Дон-Жуан» Моцарта и «Лоэнгрин» Вагнера, - мы пробавлялись все теми же увядшими продуктами итальянской музыкальной кухни» [2, с. 114].

Засилье русской сцены итальянскими певцами и спектаклями в Москве 70-х годов XIX в. производило гнетущее впечатление. В статье 1875 г. П.И. Чайковский резюмирует свои впечатления: «…вспомните, что мы с вами живем в городе, где нет русской оперы, где девяносто девять сотых частей населения не знают даже имени Глинки…» [2, с. 251].

Поэтому поистине знаменательным событием для московского Большого театра стала премьера замечательной оперы П.И. Чайковского «Евгений Онегин», которая состоялась 11 января 1881 г. в присутствии самого композитора. Роль Татьяны исполнила солистка театра Е.К. Верни, в партию Ленского пел Д.А. Усатов. Но самые восторженные отклики заслужил П.А. Хохлов, сыгравший роль Онегина, которую критика того времени считала неинтересной, лишенной драматической действенности. Именно этот исполнитель сумел изменить отношение к своему герою и у критиков, и у публики.

История этой оперы неразрывно связана с Москвой и московским обществом. Задуманная композитором как камерное, лирическое произведение для домашнего театра, она заняла достойное место в репертуаре крупных мировых театров. В частности, благодаря этой постановке московский Большой театр, находившийся с 1861 г. под давлением итальянской труппы, начинает играть более ощутимую роль в становлении русской оперы и в музыкальной жизни России в целом.

Солисты, новые имена

70-е гг. в жизни Большого театра ознаменовались сменой состава солистов. Среди примадонн, закончивших в этот период свою сольную карьеру, выделяются Александра Дормидонтовна Александрова-Кочетова – профессор Московской консерватории, воспитавшая многих будущих блистательных солистов Большого театра, и первая исполнительница партии Рогнеды в одноименной опере Ирина Оноре. Ушли из театра ведущие басы П.А. Радонежский, С.В. Демидов, перешел в Мариинский театр тенор Д.А. Орлов, оставившая московский театр А.Г. Меньшикова.

В этот же период в составе оперной труппы театра появляется выпускница Петербургской консерватории Н.А. Енгалычева и выпускница Московской консерватории Е.П. Кадмина.

Е.П. Кадмина

Н.А. Енгалычева, обладавшая сильным красивым голосом, становится любимицей публики. Но уделяя большую часть времени работе с итальянским репертуаром театра, певица постепенно утрачивает связь в своем искусстве с традициями русской вокальной школы. В итоге она окончательно отказывается от русской сцены и с 80-х гг. служит в театрах Западной Европы, бывая в России лишь с гастролями.

В отличие от Енгалычевой, Евлалия Павловна Кадмина (1853-1881) предпочитала русские произведения, предназначенные как для музыкальной, так и для драматической сцены.

Е.П. Кадмина отличалась разносторонней одаренностью и в области сценического искусства, и в области литературы. Ее короткая карьера в Большом театре (1873-1875 гг.) поражает количеством и разноплановостью ролей, сыгранных в этот период. Среди них: Ваня и Ратмир в операх М.И. Глинки «Жизнь за царя» и «Руслан и Людмила», боярыня Морозова в «Опричнике» П.И. Чайковского, Княгиня в «Русалке» А.С. Даргомыжского, Лель в драме А.Н. Островского «Снегурочка» на музыку П.И. Чайковского, Офелия в «Гамлете» В. Шекспира. Актриса обладала столь широким диапазоном голоса, что ей легко давались и партии сопрано в таких ролях как Наташа в «Русалке» А.С. Даргомыжского, Маргарита в «Фаусте» Ш. Гуно и др.

О творчестве Е.П. Кадминой с восторгом отзывались ведущие критики того времени – Ц.А. Кюи и Г.А. Ларош, а также П.И. Чайковский. Они отмечали ее «свежий, красивый голос», безукоризненно чистую интонацию, выразительное и осмысленное пение, изящную простоту в игре. Она стала первой оперной певицей, отмеченной критиками и публикой как певица-актриса, чему способствовал ее немалый артистизм и «стремление к гармоничному соответствию сценического и музыкального образа» 

   Московская консерватория

Развитие музыкальной жизни Москвы этого периода, связанное, в том числе, с открытием Московского отделения РМО и Музыкальных классов, выявило большое количество талантливой молодежи, стремящейся к получению музыкального образования, в том числе профессионального.

Это подвигло группу передовых московских музыкантов, во главе с Н.Г. Рубинштейном, хлопотать об открытии в Москве учебного заведения по типу Петербургской консерватории.

Материальные средства для открытия и существования нового учебного заведения собирали «все миром». В основу легли сборы от симфонических концертов, была организована общественная подписка в Москве и провинции. Предполагалось, что привлечение талантливых обучающихся из разных регионов России, придаст консерватории статус всероссийского образовательного учреждения. Организационная сторона будущей консерватории подробно освещались в таких периодических изданиях как «Современная летопись», «Московские ведомости», «Русские ведомости».

В феврале 1866 г. генерал-губернатором Москвы был получен «рескрипт» от великой княгини Елены Павловны – председательницы РМО о разрешении учреждения в Москве высшего музыкального училища подобного санкт-петербургскому. Директором будущего учебного заведения был назначен Н.Г. Рубинштейн.

Н.Г. Рубинштейн

1 сентября 1866 года новая консерватория открыла свои двери в здании поместительного дома баронессы Черкасовой на Воздвиженке. Первыми педагогами стали преподаватели московских Музыкальных классов и известные зарубежные артисты, приглашенные Н.Г. Рубинштейном: скрипач Ф. Лауб и виолончелист Б. Косман.

С февраля 1867 г. в консерватории начали проводиться ученические вечера, в которых обязательно участвовали учащиеся старших курсов. Первоначально эти вечера были закрытыми, позже на них стала допускаться публика.

В 1871 году началась новая страница жизни консерватории, связанная с ее переездом в дом Воронцова на Большой Никитской улице. Большие помещения давали возможность расширить ученический состав, но привели и к некоторым материальным затруднениям. Одним способом выхода из создавшейся финансовой ситуации Н.Г. Рубинштейн видит ограждение концертов Русского музыкального общества (РМО) от конкуренции. Данные концерты были призваны не только улучшить материальное положение консерватории, но и носили просветительский характер. Стремясь расширить знания публики о лучших произведениях классической и современной музыке, Н.Г. Рубинштейн тщательно продумывал программы и контролировал репертуар концертов РМО.

Автор статьи "Музыка": Лариса Геннадьевна Чуракова

Источники: Московская консерватория 1866-1966. – М.: Музыка, 1966.

Источники: 1. История русской музыки: В 10-ти т. – М.: Музыка, 1994. – Т. 8: 70-80-е годы XIX века. Ч. 2/Ю.В. Келдыш, Л.З. Корабельникова, О.Е. Левашева, М.П. Рахманова, А.М. Соколова. – 534 с., с. 246-291.

2. Чайковский, П.И. Музыкально-критические статьи. – Л., 1986.

В 1870-1880-е гг. начинается активное развитие концертной деятельности исполнителей инструментальной и вокальной музыки. Это становится возможным, в частности, благодаря появлению замечательных произведений композиторов «новой русской школы» и расцвету творчества П.И. Чайковского.

Также активной концертной жизни способствовали достижения в музыкальном образовании. На сцене Москвы появились выпускники Московской консерватории, возникшей из классов общих начал музыки и классов элементарной теории и хорового пения. Пианисты, скрипачи, виолончелисты, мастера вокального искусства, ставшие впоследствии профессорами консерватории, потеснили на концертных подмостках иностранных артистов.

22 ноября 1860 г. в Москве в Малом зале Благородного собрания проходит первое симфоническое собрание московского отделения Русского музыкального общества, целью которого указано было «развитие музыкального образования и вкуса к музыке в России, и поощрение отечественных талантов». В первый год членами московского отделения РМО стали 350 музыкантов, через шесть лет его деятельности в состав РМО входили уже 1300 человек.

В 1869 г. императорская семья берет покровительство над обществом, и оно получает название «Императорское русское музыкальное общество» в 1873 году деятельность общества закрепляется принятием нового Устава.

В период 70-80-х гг. XIX в. в Москве создается целый ряд частных концертных предприятий, среди которых можно выделить организованное в 1878 г. «Русское хоровое общество» и Московское Филармоническое общество (1880 г.), инициатором создания которого выступил пианист и дирижер П.А. Шостаковский.

Музыкальная жизнь Москвы (как и общая культурная) находилась под влиянием вкусов высших классовых сословий, в частности – купечества. Контраст вкусов проявлялся в пестроте музыкального репертуара, представленного в тот период: итальянская опера, цыганская песня, драматические спектакли Малого театра, серьезная музыка РМО и т.д.

Процессы развития музыкального вкуса и культурного уровня московской публики шли постепенно. Способствовали этому и Н.Г. Рубнштейн, возглавивший московское отделение РМО, и П.И. Чайковский, живший и работавший в 70-е гг. в Москве.

Большим успехом у московской публики пользовались концерты не только приглашенных гостей и артистов, но и преподавателей Московской консерватории.

Среди наиболее популярных можно назвать концерты профессора Московской консерватории по классу скрипки, первого скрипача квартета РМО Ф. Лауба. Он владел обширным классическим репертуаром и поражал слушателей богатством тембра, прекрасной техникой и тонким эмоциональным проникновением в исполняемый музыкальный материал.

Затем был И.В. Гржимали, приглашенный Н.Г. Рубинштейном в 1869 г. преподавателем в Московскую консерваторию, который был виртуозным скрипачом, обладавшим чистой интонацией и глубокой осмысленностью исполнения.

Активно концертировала и А.Д. Александрова-Кочетова – выдающаяся певица, профессор консерватории, солистка оперной труппы Большого театра. Ежегодные концерты студентов ее вокального класса, проходившие в Великий пост, были очень популярны среди московских любителей музыкального искусства, о них высоко отзывались и критики того периода. Концерты класса А.Д. Александровой-Кочетовой обычно проходили в Малом зале Благородного собрания и становились настоящими праздниками для москвичей. На них старались побывать и представители музыкального и театрального мира со всей России. После них провинциальные антрепренеры вели с Александрой Дормидонтовной переговоры о дальнейшей судьбе наиболее достойно проявивших себя выпускниках ее класса. Принимали участие в этих концертах как исполнители и великие музыканты, например, С.И. Танеев, А. Гильф и др.

Автор статьи "Эстрадно-цирковое искусство": Лариса Геннадьевна Чуракова

Источник: История русской музыки: В 10-ти т. – М.: Музыка, 1994. – Т. 9: Конец XIX – начало ХХ века / Ю.В. Келдыш, М.П. Рахманова, Л.З. Корабельникова, А.М. Соколова. – 452 с., с. 337-407.

Расширение границ города было постоянным и неизбежным явлением в условиях строительства в Москве новых заводов, фабрик и жилых кварталов. Не являются исключением в этом смысле и 1850-1870-е гг. Расширение Москвы и ускорение роста её населения сопровождалось делением города на отдельные районы. Каждый район имел историческую и культурную специфику, во многом связанную с размещением промышленных и торговых предприятий.

Формирующиеся районы города располагались тремя «поясами», отстоявшими от Кремля на расстоянии до 3-4 км. Исторический центр города – Кремль и Китай-город, имел порядка трёх с половиной тысяч торговых и более трёхсот промышленных предприятий в 1870-е гг. Далее шёл первый пояс – Белый город (Тверская и Мясницкая части). Здесь было меньше торговых (около 2500), но гораздо больше промышленных предприятий (около 1500), чем в Центре. Второй пояс включал в себя Земляной город (Пречистенскую, Арбатскую, Сретенскую и Яузскую части). Здесь было еще меньше торговых точек (менее 2000), но число промышленных объектов несколько больше (более 1500), нежели в первом поясе. Наконец третий пояс, собственно, окраинная часть города, включал в себя Хамовническую, Пресненскую, Сущёвскую, Мещанскую, Лефортовскую, Басманную и Рогожскую части, а в Замоскворечье ещё и Якиманскую, Пятницкую и Серпуховскую части. Число торговых предприятий здесь резко возрастало (более 7000 в конце рассматриваемого периода), число же промышленных объектов почти не уступало торговым (до 6000).

Важную роль в расширении территории Москвы в 1860-е гг. сыграло строительство железных дорог. Немаловажное значение имело и строительство железнодорожных вокзалов, от которых поезда шли в северо-западном направлении (на Санкт-Петербург) и в восточном направлении (на Нижний Новгород). С постройкой первых железнодорожных магистралей восточные и северо-восточные окраины Москвы превратились в районы активной торговли и развития промышленности. Население города росло во многом за счет притока сюда людей из Подмосковья.

С 1870-х гг. возникли благоприятные условия для развития ещё одного индустриального пояса Москвы – в западном и северо-западном направлении. Здесь решающую роль сыграла прокладка путей на Смоленск. С запада в Москву стали подвозиться дрова и строевой лес из Белоруссии и из Смоленщины, в итоге на северо-западных окраинах города выросли многочисленные склады древесины, поделочного и строительного леса.

Многие районы города активно заселялись вследствие развития системы внутренних транспортных артерий: улиц, переулков, трактов и дорог.

Итак, транспортный фактор с 1860-х гг. стал решающим в непростых процессах заселения различных районов Москвы.

Московский Кремль 1850-1880-е гг. оставался архитектурным комплексом, напоминавшим об историческом прошлом и олицетворявшим значение Москвы в деле объединения всех русских земель. Постоянных жителей в Кремле в это время уже практически не было, лишь несколько сотен дворцовых служащих да монахини Вознесенского монастыря.

Китай-город оставался финансовым и торговым центром новой Москвы. Здесь располагались биржа, Гостиный двор, многочисленные торговые ряды, банки, конторы и др.

Белый город административно был разделен на две половинки – Тверскую (запад) и Мясницкую (восток). Граница между этими районами пролегала по улице Петровке. Это был культурный и административный центр столицы.

Земляной город, окружавший центр города от Москвы-реки до реки Яузы, в административном отношении делился на четыре части: Яузскую, Сретенскую, Пречистенскую и Арбатскую. Земляной город был частью коренной Москвы, где несколько столетий подряд проживала большая часть дворянства города.

Замоскворечье в административном плане подразделялось на три района – Пятницкую, Серпуховскую и Якиманскую территории. Хотя Замоскворечье, заселявшееся ещё с XVII века торговым людом, было купеческим оплотом Москвы, с 1850-х гг. здесь возникают заводы и фабрики, мануфактуры и многочисленные мелкие кустарные предприятия. Основная часть промышленных предприятий Замоскворечья располагалась за Садовым кольцом, здесь позднее сформировался один из крупнейших фабричных районов столицы.

Москва, как уже было сказано, имела многочисленные и достаточно обширные окраины – это был третий и самый большой по площади городской пояс. В пределах муниципальной черты окраинные земли располагались между Садовым кольцом и Камер-Коллежским валом, но простирались и за его пределами достаточно далеко. Территория окраин превышала 60% всей площади Москвы и включала целых семь административных (полицейских) частей: Басманную, Лефортовскую, Мещанскую, Пресненскую, Рогожскую, Сущевскую, Хамовническую.

Безусловно, значительная часть окраин была слабо заселена и включала в себя многочисленные пустыри или, в лучшем случае, огороды и пастбища. В 1870-е гг. окраины, особенно восточные и западные, активно застраивались фабричными корпусами и заселялись рабочим людом.

Активнее всего заселялись привокзальные окраины. Вот что писал современник о начале 1880-х гг.: «Теперь во все стороны от вокзала все пустыри тесно застроены и плотно заселены, пустынный проезд от вокзала до Сокольничьей заставы превратился в сплошь застроенное с обеих сторон шоссе. Красное село удесятерило свои строения. Сокольничье поле исчезает постепенно под сплошными рядами жилых строений, образующих между собой улицы, переулки, площади и даже целые рынки».

В конце 1870-х и начале 1880-х гг. окраины Москвы распространились уже на многие пригороды. Столь быстрому приросту городских территорий в первую очередь способствовало фабрично-заводское строительство и сопровождающее его строительство рабочих поселков, постепенно входивших в городскую черту.

Авторы статьи "Территория и география Москвы": Бахарев Игорь Владимирович и Котов Павел Львович

Во второй половине XIX века число крупных московских предприятий неуклонно возрастало. Ведущей отраслью производства продолжало оставаться изготовление текстиля. Если в 1853 году в Москве насчитывалось 286 текстильных предприятий, то в 1879-м их было уже 295. Там работало до 80% всех промышленных работников и производилось до 70%  всей промышленной продукции города. Быстрыми темпами шел процесс механизации производства. Если в 1853 году суммарная мощность паровых двигателей на текстильных предприятиях составило 634 лошадиных силы, то в 1879 – уже 1.888. Динамично развивались еще две отрасли московской промышленности – пищевая и металлообрабатывающая. Число предприятий пищевой отрасли с 1853 по 1879 годы выросло более, чем в два раза – с 22 до 53. Безусловными лидерами в этом секторе выступали производства водки (12 предприятий), табака (11 предприятий) и макаронно-кондитерской продукции (11 предприятий). Число рабочих на продовольственных заводах тоже заметно возросло – с 1.571 (всего по отрасли за1853 год) по 5.416 (всего по отрасли за 1879 год). Мощность паровых двигателей на этих предприятиях достигала 490 лошадиных сил. Что касается металлообрабатывающей промышленности, то дела в ней шли более споро, чем в пищевой. В 1879 году здесь работало 97 заводов – в два раза больше, чем у пищевиков. Лидировало машиностроительное направление (26 предприятий и 3.672 работника). За ним тянулись ювелиры (19 предприятий и 1.102 работника) и специалисты по изготовлению товаров из бронзы и меди (18 предприятий и 860 работников). Механизировано металлообрабатывающее производство было неравномерно: золотых дел мастера продолжали работать вручную; те, кто занимался литьем из бронзы, имели паровые двигатели общей мощностью 10 лошадиных сил; зато машиностроители широко применяли силу пара – на их предприятиях общая мощность паровых котлов достигала 235 лошадиных сил. Прочие отрасли заметно отставали от тройки лидеров. В первую очередь это касалось кожевенного производства, силикатной обработки и далее по убывающей: производства бумаги, изделий из дерева, химических реактивов, воска и жира. В целом надо отметить, что процесс механизации московской промышленности шел довольно быстро. Если в 1853 году в Москве работало 443 предприятия, из которых только 31 использовало паровые двигатели, то в 1879 году число машин выросло почти в 6 раз и достигло отметки в 172 единицы (при общем количестве предприятий  - 607). Тем не менее, большая часть московских производств так и продолжила пребывать в разряде классических мануфактур, основанных на ручном труде. 

К началу 1870-х годов Москва превратилась в крупнейший железнодорожный узел страны. Соответственно, резко увеличился поток грузов, проходящих через первопрестольную. Железная дорога в 10 раз сократила срок доставки продукции, и в 5 раз стоимость ее перевозки. Хлеб в Москву везли по Курской и Казанской веткам (общим объемом - 28 млн. пудов в год). Скот доставлялся тем же направлением (180 тыс. голов). Битое мясо и рыбу привозили из Нижнего Новгорода и Казани (1,5 млн. пудов и 1 млн. пудов соответственно), соль – с Ярославского и уже упомянутого Нижегородского направления (800 тыс. пудов). Из западных и северных губерний везли дрова (40 млн. пудов) – основное топливо для москвичей. Железо и сталь для московской промышленности доставлялись с Урала и южных металлургических районов (до 5 млн. пудов в год). Этим же путем шла украинская шерсть и пряжа, а также сырье для текстильной промышленности из юго-восточных скотоводческих районов империи. Текстильное сырье завозили и из-за границы: из Европы через Санкт-Петербург (10% от общего потребления отрасли) и из Средней Азии и Кавказа через Курск и Нижний Новгород (до 50% от общего московского потребления). Лесоматериалы, напротив, шли из северных и западных губерний (Петербург, Ярославль, Брест).  

Среди импортировавшихся через западные границы производственных продуктов видное место занимал чай. Его поступало до 776 тыс. пудов. Затем шли вина – до 140 тыс. пудов (считая только разливное вино и коньяк в бочках), растительное масло – 40 тыс. пудов, маринованная и соленая рыба – до 25 тыс. пудов, кофе и какао – до 20 тыс. пудов. Среди продукции промышленности в Москву в наибольшем количестве завозились машины и части к ним (до 400 тыс. пудов), ремесленные инструменты (70 тыс. пудов), железные, стальные и жестяные изделия (70 тыс. пудов), проволока и гвозди – до 20 тыс. пудов. Следует также отметить поступление импортных химических и фармацевтических товаров – 130 тыс. пудов и кож и мехов иностранной выделки – до 25 тыс. пудов.

Что касается московского экспорта, то первое место в нем занимали: изделия текстильной промышленности (15% всех грузов), продукция московских сахаро-рафинадных заводов (7% грузов), москательные товары (лаки, краски и т.п. – 5%), товары металлической промышленности и готовое платье – по 5% от общего объема перевозок. Из Москвы вывозилось также промышленное сырье и полуфабрикаты, общим объемом 5% от всего грузопотока. На западные рынки из перечисленных товаров поступала только незначительная часть, в основном все шло на Восток – в Персию, Хиву, Бухару и Ташкент, где русские товары пользовались большим спросом и успешно конкурировали с продукцией английских заводов.

До 1860-х годов в России практически не было капиталистической кредитной системы в классическом ее понимании. Средства накапливались в банках в больших размерах, но лежали там мертвым грузом. Общая сумма вкладов превышала 1 млрд. рублей, однако деньги эти использовались правительством лишь для нужд казны и выдачи ссуд дворянам под их имения, то есть использовались совершенно непроизводительно. Только 20 млн. рублей были истрачены на кредитование торговли и промышленности. В 1859 году ситуация изменилась. Теперь правительство ликвидировало старые казенные банки и вместо них организовало коммерческий Государственный банк, который должен был кредитовать промышленность и торговлю. Центральная контора банка находилась в Петербурге, но он имел свой филиал и  в Москве.

Также изменения коснулись такой разновидности коммерческих банков, как акционерные. До 1860-х годов правительство негативно относилось к подобным заведениям и препятствовало их открытию, опасаясь конкуренции с банками государственными. Но при Александре II власть решила внести послабления и в этом вопросе. Так, в 1864 году по инициативе известного откупщика Василия Кокорева московская буржуазия организовала Московский купеческий банк. Спустя пять лет возник и второй коммерческий банк в Москве – Московское купеческое общество взаимного кредита. К 1892 году в обществе состояли 2003 члена, которые пользовались кредитом в 41 млн. рублей, из них 580 человек имели 29 млн. кредита. За 1870-1871 годы в первопрестольной открываются еще четыре акционерных коммерческих банка, два из которых (Московский учетный и Московский торговый) просуществовали до 1917 года. Однако уже в 1872 году правительство, опасаясь межбанковской конкуренции, запретило организацию новых акционерных банков.

Помимо акционерных коммерческих банков, в Москве действовало два крупных ипотечных банка, которые выдавали долгосрочные ссуды (до 54 лет) под залог земель и городских имений. Старейшим из них было Московское городское кредитное общество, учрежденное в 1862 году. Оно являлось вторым по величине после Петербургского кредитного общества, а сумма выданных им долгосрочных ссуд в 1880-х достигала 90 млн. рублей, или свыше 25% от ссуд всех городских кредитных обществ по стране.

Существовали также земельные банки, которые выдавали ссуды только под залог сельскохозяйственных имений. Правда, таких банков в масштабах страны было относительно мало: не более одиннадцати - те, что успели открыться в 1870-х. Крупнейшим из них являлся Московский земельный банк. В 1880-е сумма его ссуд составляла 51 млн. рублей, то есть свыше 20% ссуд всех земельных банков. 

В пореформенную эпоху число московских жителей резко возросло: с 400 тыс. в 1861-м до 753 тыс. в 1882-м. Правда, основной прирост населения Москвы шел не за счет увеличения рождаемости, а за счет притока крестьян из подмосковных губерний. Из 753 тыс. москвичей в 1882 году уроженцами первопрестольной было всего 196 тыс. человек; остальные 557 тыс. родились в иных местах. В национальном аспекте население Москвы являлось монолитным: 94% русских; 0,44% украинцев и 0,15% белорусов. Все остальные народности вместе взятые составляли не более 5% горожан. Среди москвичей заметно преобладали мужчины, что не удивительно: именно они в массе своей отправлялись из провинции в первопрестольную на заработки. Этим же объясняется и явное преобладание в составе жителей города людей молодого и зрелого возраста – 20-40 лет. Больше половины из них не имели семей: себя бы да родителей прокормить. По социальному составу москвичи делились на несколько групп: дворяне составляли менее 5% жителей города, тогда как отметка численности крестьянства приближалась к 60% (подавляющее их большинство работало на заводах). 35% приходилось на промежуточные сословные группы: духовенство, купечество (вместе около 7%), мещанство и цеховые ремесленники. Среди владельцев 443 фабрично-заводских предприятий Москвы в начале 1860-х годов насчитывалось почти 90% купцов и почетных граждан (391 человек), около 6% мещан и цеховых (26 человек), 3% крестьян (12 человек) и 1% дворян и чиновников. Общая пропорция в целом держалась на протяжении всего царствования Александра II. Армия наемных рабочих в то время превышала 120 тыс. человек (к 1880 году их число возросло до 190 тыс.). К началу 1880-х в Москве образовалась прослойка интеллигенции численностью около 10 тыс. человек. В нее входили: 5 тыс. педагогов и писателей, 2тыс. медицинских работников, 1,5 тыс. артистов и музыкантов, 500 юристов и адвокатов и 400 других специалистов в области техники, литературы и т.д. По сравнению с дореформенным временем, такое число творческого люда было большим шагом вперед.

При Александре II Москва превращается в один из крупнейших в Европе и второй по величине в России центр промышленного производства. По числу занятых на фабриках и заводах Москва опережала такие города как Париж, Рим, Берлин, Вену, Варшаву и Мадрид. К концу 1870-х в Москве насчитывалось более 600 фабрик с более чем 120 тыс. рабочих.

Положение рабочего класса в Московском регионе было ничуть не лучше любого другого региона России. Условия найма на заводах и фабриках носили, по сути, кабальный характер. Срок найма обычно определялся либо от Пасхи до следующей Пасхи, либо на срок окончания действия паспорта. Продолжительность рабочего времени составляла в среднем 12-17 часов. Ночные смены были обычным явлением. Активно эксплуатировался детский труд.

Рабочий получал заработную плату обычно «натурой» – продуктами в фабричной лавке. Цены там были на 20-50% выше рыночных.

При всякой провинности рабочий терял дневной, недельный или даже месячный заработок. Многочисленные ограничения и сложная система штрафов осложняли и без того нелегкую жизнь простых рабочих. Фабрикант имел право уволить рабочего в любое время по любому поводу: «за дурную работу», «за дурное поведение» и проч. Штрафы доходили суммарно иногда до половины заработной платы рабочего, а иногда и превышали 50% месячной зарплаты.

Естественно, подобные условия жизни и труда порождали самые разные формы протеста со стороны рабочих. Рабочие писали коллективные прошения и жалобы на руководство завода или фабрики. Такие коллективные письма были преобладающей формой протеста московских рабочих и мелких служащих в 1860-1870-е гг. Стачечное движение в стране стабильно росло в течение всех 1870-х гг. Московский промышленный район был лидером стачечного движения.

Если в 1871 г. всего в России произошло 17 крупных стачек, из них три стачки – в Москве, то в 1879 г. в одном только Московском регионе имели место девять крупных стачек. В каждой из них участвовали не менее 400 человек. Так, в апреле 1871 г. произошла крупная стачка на суконной фабрике Носовых; участие в ней приняли более 500 человек. Летом того же года забастовали на кирпичном заводе Гусарова. Осенью бастовали ткачи фабрики Кюнцеля.

В сентябре 1872 г. имела место стачка на платочно-набивной фабрике Котова. Причины во всех случаях были схожими – штрафы, снижение зарплаты, невыносимые условия труда.

В октябре 1874 г. забастовали рабочие суконной фабрики Лазарева. Эта стачка вызвана была тем обстоятельством, что рабочие обязаны были трудиться и в праздничные, и в выходные дни. В том же году волнениями были охвачены мастерские Николаевской железной дороги – вследствие произвольно налагаемых штрафов.

К 1878 г. стачечное движение в московском регионе усилилось, охватывая всё новые отрасли и предприятия. Начиная с 1879 г. многие стачки заканчивались для рабочих успешно, рабочие во многих случаях добивались желаемого если не в полной мере, то по основным вопросам. Управляющим многих предприятий (фабрика Лепёшкина, фабрика Третьяковых, фабрика Гилля, фабрика Ильиной и др.) пришлось идти на уступки и согласиться с требованиями трудовых коллективов: выплачивать рабочим зарплату за простой станков, создавать комиссии по установлению порчи и по несчастным случаям и т.д.

Немаловажное значение для активизации борьбы трудовых коллективов за свои права сыграло распространение нелегальной литературы социал-демократического и марксистского содержания. Существенная часть этих печатных изданий завозилась в Москву из-за рубежа, в основном, из Швейцарии и Франции. Особое распространение в московском регионе в 1870-е годы получили брошюры «Хитрая механика», «Сказка о четырех братьях», «Сила солому ломит», «Парижская коммуна», «Святцы гражданской печати» и др.

Авторы статьи "Социлаьные конфликты": Бахарев Игорь Владимирович и Котов Павел Львович

В пореформенной Москве менялись все стороны жизни: менялся архитектурный облик города, менялась экономика, менялась мода, привычки и быт горожан. Москвичи сохранили «свой особый отпечаток», свято чтили традиции московской старины, её обычаи, особенности языка, общения и мировоззрения. Многие деятели культуры того времени, как и более поздних периодов, указывали на некий природный дух москвича, его уникальность и неповторимость.

Москвичи отличались представителей других городов России своим балагурством и стремлением поделиться мыслями и настроением с другими людьми, пусть даже незнакомыми. Настоящего москвича неудержимо тянуло выйти на улицу и окунуться в общественную жизнь, насыщенную в 1860-1880-е годы различными веяниями. Как писал современник: «Москвичу совершенно несвойственно западноевропейского типа «мещанство» <…> Он всегда полон сомнений и вопросов городской, общерусской, а иногда и мировой жизни…».

В летнее время москвичей привлекали тенистые рощи по городским окраинам, а также вдоль Москвы-реки. Там, на берегах московских рек и речушек, устраивались купальни, большинство из которых находились на отмелях либо вблизи мостов: Каменного, Бородинского, Москворецкого, Крымского, Устьинского и др. Купальни делились на простонародные и дворянские.

Каменный мост. Середина XIX века.

Река Москва привлекала горожан не только летом, но и зимой. Прямо на льду устраивали рысистые бега. Между Большим Каменным и Москворецким мостами устанавливали деревянные трибуны, изгородью обносился круг, по которому мчались скакуны. Это зрелище неизменно собирало большие толпы людей, обе набережные и мосты были в такие часы переполнены тысячами зрителей.

Не меньшей была любовь москвичей и к спортивным состязаниям. Тысячи людей сходились посмотреть на кулачные бои, борьбу и другие зрелища, так или иначе связанные со спортом. Кулачные бои обычно устраивались зимой на льду Москвы-реки недалеко от Бабьегородской плотины, хотя происходили и на рабочих окраинах города.

Одним из самых любимых зимних развлечений горожан было катание с ледяных гор. На масленицу вдоль реки насыпались ледяные горы с причудливыми украшениями и башнями. Здесь же располагались балаганы и показывались фокусы и давались всевозможные представления.

Относительно новым зимним развлечением во 2-й пол. XIX века становится катание на коньках. В декабре по всей Москве заливались десятки катков, однако самым популярным долгие десятилетия оставался большой каток на Чистых прудах. Каток этот был обнесен специальной изгородью, имел множество ледяных горок, был в ночное время освещен фонарями.

По праздникам московские улицы заполнялись толпами горожан. Во время народных гуляний – по большим праздникам, таким как масленица, Пасха, Вербное воскресенье, Семик – на улицы выходил практически весь город. В специально предназначенных местах строились временные балаганы, торговые палатки с блинами, пирогами, пряниками, сладостями и т.д. В театрах, цирках, трактирах и балаганах в праздничные дни трудно было найти свободное место.

Александр II в Большом театре.

Другой особенностью жизни москвичей еще с начала XIX века стали общественные бани. Горожане не без оснований гордились своими банями – бани вмещали одновременно сотни желающих. Москвичи любили и попариться, и веничком пройтись, и посидеть с товарищами в раздевальной, обсудить последние новости. Торговые бани делились на две категории: «дворянское» отделение, куда шли люди состоятельные, и отделение «простонародное», где можно было помыться за пятак. Много бань располагалось вдоль Москвы-реки, но наиболее известными в то время были Сандуновские и Центральные бани, серьезно конкурировавшие между собой.

Ещё одной интересной особенностью жизни москвичей были заимствованные в Англии клубы, объединявшие любителей того или иного занятия по интересам и имевшие соответствующие названия. В дополнение к появившимся еще до реформ 1860-х гг. клубам – Дворянскому, Немецкому, Английскому, Купеческому, – открылись новые, такие как Яхт-клуб, Гимнастическое общество, Скаковое общество, Артистический кружок и т.д.

В эпоху Александра II Москва, хоть и не была официальной столицей империи, имела все признаки современного индустриального европейского города, но при этом сумела сохранить свой неповторимый колорит исконно русского старинного города, сердца нашего Отечества.

Жилищно-бытовые условия москвичей в рассматриваемые нами 1850-1870-е гг. в целом улучшились, однако улучшения не коснулись условий жизни простых рабочих. Более того, достаточно большие группы пролетариата продолжали влачить жалкое существование и ютились в полуземлянках, ночлежках и бараках.

Авторы статьи "Быт и досуг": Бахарев Игорь Владимирович и Котов Павел Львович

В 1859 году в первопрестольной начал работу «Комитет для составления предположений об улучшении в Москве городского общественного управления». В марте 1860-го он закончил работу, составив проект «Положения об общественном управлении г. Москвы». 20 марта 1862 года это «Положение» было утверждено.  10 апреля 1863-го в Москве, в соответствии с «Положением», была открыта Общая городская дума, а через два месяца – ее исполнительный орган – Распорядительная дума. Правда, компетенции Общей думы были резко ограничены. Она занималась местным хозяйством, имея власть только над благоустройством столицы.

Московская пожарная команда на Пречистенке. Середина XIX века.

 «Дело будет идти, - писали «Московские ведомости», - об освещении города, мощении улиц, распоряжении городским имуществом, сокращении бесполезных расходов, улучшении пожарной команды и т.п., то есть о вещах прозаических и земных, а не о тех, в которых воображению, настроенному на высокий тон, хочется видеть… что-то всеобъемлющее и священное». Ни к каким общественно-политическим делам Дума отношения не имела. По словам консервативного журналиста Михаила Каткова, местное самоуправление «отнюдь не должно было касаться дел, имеющих законодательный характер… дела этого рода не могут быть предоставлены всесословным местным собраниям или учреждениям, потому что это значило бы водворить деспотизм большинства, что было бы столько же нестерпимо».

К выборам в Думу были допущены пять сословных групп: 1) потомственные дворяне, 2) личные дворяне и почетные граждане, 3) купцы, 4) мещане, 5) цеховые ремесленники. Рабочие были лишены права выбора. В Думе заседали сословные старшины и 175 гласных (по 35 человек от каждого сословия). В гласные могли быть избраны москвичи не моложе 25 лет, владевшие в городе недвижимым имуществом или денежными капиталами и товарами, приносящим в год дохода не менее ста рублей. По Положению 1862 года выборы в органы городского самоуправления были двухстепенными: от каждого сословия избиралось по 100 выборщиков, которые из своей среды думских гласных.

Однако российские государственные мужи не были полностью удовлетворены результатами реформы. Их смущал сословный принцип при выборах в Общую думу: уж больно много выходцев из нижних сословий попадало в число гласных. Поэтому в 1870 году было издано новое Городовое положение, которое отвергало сословный принцип представительства, но сохраняло имущественный ценз («Кто не платит местных налогов, - говорил известный либерал Борис Чичерин, - тот не должен иметь право голоса в расходах»). Теперь право голоса принадлежало тем, кто владел в городе недвижимым имуществом, содержал торговое или промышленное заведение или же платил сбор со свидетельства: купеческого, промыслового, на мелочный торг или приказчичьего первого разряда.  Тем самым, на деле резко сокращался штат выборщиков: 97% москвичей не имели избирательных прав. Так что тезис Городового положения о том, что «Городская дума представляет собой городское общество» имел значение только на бумаге. По переписи 1871 года, в Москве было 601.969 жителей, в число которых входило: дворян 48.221, купцов и почетных граждан – 36.339, мещан – 120.950, крестьян – 260.382. Между тем, из них избирательными правами пользовались только 20.579 человек, то есть 3% из всех москвичей. Эти избиратели платили городской налог в сумме 1.079.019 рублей.

Кроме того, правительство организовало в Москве «Губернское по городским делам присутствие» под председательством генерал-губернатора, которое контролировало не только городскую Думу, но и ее исполнительный орган – Городскую управу. Результатом реформы чиновничество было довольно: она не только не способствовала демократизации в функционировании органов городского самоуправления, но, по сути, еще более ограничила как состав выборщиков, так и полномочия избранных гласных. 

В царствовании Александра II Москва (редкий случай) не имела четкого плана застройки. Это с одной стороны. С другой, в первопрестольной разгорелся настоящий бум на строительство многоэтажных доходных домов. Дело в том, что с притоком работников из деревни на растущие заводы и фабрики резко поднялись цены на квартиры и комнаты в городе. В начале 1860-х годов в Москве было 14 тыс. жилых домов. В 1871 – 22.475, а в 1882 – уже 30.145. Застраивалось все: пустыри, огороды, сады. На смену одноэтажным особнякам дворян и купцов и небольшим домикам московских обывателей пришли высокие доходные дома. «Квартиры поднялись на 30 и больше процентов, - писал современник, - и все мечтали составить себе капиталы на спекуляции домами. Все бросились на покупку домов, особенно с пустопорожними местами… Московские пустыри, существовавшие в ней  пожара 1812 года, быстро застраивались многоэтажными домами». Другим предметом вложения капитала были фабричные здания и складские помещения. В основном они возводились на территории между Земляным городом и Камер-Коллежским валом, но многие размещались и за официальной границей города. Таким образом, Москва резко увеличила свои фактические границы, связывая с первопрестольной деревни и слободы, находившиеся в ее окрестностях: село Корочарово, деревню Хохловку, слободу Марьино, село Черкизово и др. Некогда пустующие пространства застраивались домиками ремесленной бедноты и казармами. Так зарождались фабрично-заводские окраины. Если в 1860-х годах почти 50% территории города находились в бесхозном состоянии, то в 1882 году под пустырями находилось только 8% городской земли.

Единственное, что было упорядочено в Москве ближе к концу XIX века – это нумерация домов. До конца 1870-х существовала квартальная система с наименованием домов по фамилиям их владельцев. В 1880-м ее сменила привычная для нас уличная нумерация строений с порядковыми номерами домовладений по каждой улице.

Чтение Манифеста об отмене крепостного права.

Главным внутриполитическим событием царствования Александра II было, конечно, реформирование деревни. Молодой император понимал, что большинство российских помещиков не желало менять веками установленных крепостных порядков, и стремился заручиться поддержкой дворянства в обеих столицах. «Я убежден, что рано или поздно, мы к этому должны прийти… Я думаю, что и вы одного мнения со мною, следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу». Эти знаменитые слова были произнесены Александром II именно во время его визита в Москву в марте 1856 года. Однако первопрестольная разочаровала российского монарха. Конечно, среди москвичей было немало либералов, отправляющих императору торжественные адреса с выражением поддержки проводимых преобразований  и устраивающих общественные банкеты с произнесением свободолюбивых тостов. Но общий тон в древней столице задавали консерваторы во главе с генерал-губернатором Арсением Закревским. По их мнению, «[выкуп усадеб грозил помещикам] потрясением их сословной значительности, уничтожением нравственного влияния  на жителей своих поместий и материальным ущербом в обширных размерах, [эта мера может сделаться] источником сословной вражды и беспорядков». «Умственное развитие рабочего народа, - считал Закревский, - у нас еще в младенчестве; свобода по их понятию – не нравственное достоинство человека, а средство ничего не делать». Работа Московского губернского комитета, на плечи которого было возложено дело подготовки предложений по конкретному проведению крестьянской реформы, была практически застопорена действиями консерваторов, которые не могли смириться с мыслью о принудительном отчуждении помещичьих земель. «С подобными комитетами, - высказал свое мнение о москвичах Николай Огарев, - Россия будет волочиться в грязи, а не идти вперед по пути своего развития. С подобными комитетами можно дойти до резни, потому что народ потеряет терпение и дойдет до развязки снизу вместо разумной государственной меры». Любопытно, что и либеральное меньшинство в Комитете тоже было критически настроено по отношению к верховной власти: они требовали выкупа крестьянами не только усадебной, но и полевой земли.

Царь был неприятно удивлен и разочарован московским обществом. Эти чувства звучат в речи императора, произнесенной 31 августа 1858 года перед предводителями московского дворянства: «Вы помните, - заявил Александр II, - когда я два года тому назад, в этой самой комнате, говорил вам о том, что рано или поздно надобно приступить к изменению крепостного права и что надобно, чтобы оно началось лучше с верху, нежели снизу… Я, признаюсь, ожидал, что московское дворянство первое отзовется… но Московская губерния оказалась не первой, не второй и даже не третьей… Я дал вам начала и от них никак не отступлю. Я люблю дворянство, считаю его первой опорой престола. Я желаю общего блага, но не желаю, чтобы оно было в ущерб вам, всегда готов стоять за вас; но вы для своей же пользы должны стараться, чтоб вышло благо для крестьян. Помните, что на Московскую губернию смотрит вся Россия».

Московским помещикам пришлось смириться с августейшей волей, хотя они продолжали ворчать. Среди них в 1859 году ходил любопытный рукописный документ, фактически прокламация, называвшая императора деспотом, который из личных выгод стремиться разорить российских помещиков: «Как отблагодарил вас, московские помещики, царь-государь за готовность вашу, в угодность ему лишиться вековых своих прав?  Правда ли, что он встретил вас не благодарностью за вашу рабскую покорность, а строгим упреком и ругательством за то, что вы не в тот же час и не в ту же минуту, как он хотел, изъявили готовность принести жертвы на алтарь его властолюбия? Правда ли, что вы, вместо того, чтобы с достоинством напомнить ему несправедливость выходки и тем удержать от дальнейших несправедливостей, вы пригнули свои головы и тотчас же изменили все прежние убеждения и обсуждения и сделали, как хотел деспот»? Так что отношения между императором и московскими дворянами трудно назвать гармоничными. Александр II глубоко затаил обиду и в Москву ездил неохотно. Известно, что во время визита, совершенного в 1860 году, царь долго не хотел ехать на бал, который московское дворянство устроило в его честь. Мотивировка была краткой: «Здесь меня не любят».

Справедливости ради, стоит отметить, что последующие реформы Александра II были встречены московским обществом без столь сильного раздражения: они были не столь чувствительны для помещиков, да и дворянство уже пообвыклось в новых условиях. Так, в 1863 году были реформированы финансы и высшее образование; в через год провели земскую и судебную реформы; в 1870-м реформировали городское самоуправление, на следующий год – среднее образование; и наконец, все завершила военная реформа (1874). Многие московские либералы приняли активное участие в проведении новых узаконений и заметно преуспели на этом поприще. 

В период подготовки Великих реформ знамя общественной борьбы из рук прогрессивного дворянства перешло в руки разночинной интеллигенции. Социальную основу новых политических организаций составляли студенты, литераторы, врачи, учителя и т.д. Все началось с издания нелегальной литературы, в первую очередь, произведений Александра Герцена: «Тюрьма и ссылка», «Крещеная собственность», «Русский народ и социализм» и др. Стремясь навстречу трудовому народу, студенты-шестидесятники приступили к организации воскресных школ, которые должны были сделаться, «проводниками в народе здравых понятий о человеческой личности и о жизни общественной» (из «школьной программы» Петра Заичневского).  Однако это благое начинание было загублено на корню: в 1862 году, после обнаружения нелегальной литературы в нескольких школах Петербурга, последовало высочайшее распоряжение о закрытии всех воскресных школ.

Уже упомянутый Петр Заичневский и члены его небольшого кружка даже попытались напрямую агитировать крестьянство. «Я им говорил, - писал Заичневский в письме, - о том, что земля – их, и что если помещики не согласятся, то они могут принудить их к этому силой, что все пойдет хорошо, если только они перестанут надеяться на государя, давшего им такую гадкую волю». Правда, агитировал Заичневский недолго: летом 1861 года его вместе с товарищами арестовали. Однако кружок Заичневского не был чем-то обособленным, многие московские студенты разделяли его взгляды, даже формально не входя в саму организацию. Это ярко проявилось в волнениях, которые охватили в 1861 году Московский университет. Все началось 27 сентября, когда пришла весть о закрытии университета в Петербурге. Московские студенты планировали подать адрес Александру II, в котором просили об освобождении неимущих студентов от платы за обучение и о разрешении студентам выбирать депутатов, через которых можно было бы заявлять начальству о своих нуждах, а также об отмене запрета на организацию студенческих обществ. Огонь недовольства в течение двух недель то затихал, то разгорался вновь, пока 11 октября попечитель учебного округа А. Исаков не попросил полицию провести аресты всех зачинщиков беспорядков. Когда на следующий день студенты узнали о задержании товарищей, началась стихийная демонстрация. Правда, она была жестоко разогнана полицией, а ее активисты оказались в тюрьме. В подавленном настроении их товарищи вернулись к учебе.

Маковский В. Осужденный. 1879 год.

Однако боевой дух студенчества вскоре вновь воспрял. И было отчего: в их руках оказалась прокламация «Молодая Россия». «Скоро, скоро, - говорилось в ней, - наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное, и с громким криком: да здравствует социальная и демократическая республика Русская, -  двинемся на Зимний дворец истребить живущих там… Бей императорскую партию не жалея, как не жалеет она нас теперь».

И это не было простыми словами. Студенты действовали. В 1862 году на основе кружка «Библиотека казанских студентов» была создана московская секция организации «Земля и воля». В центре программы землевольцев стоял лозунг созыва бессословного Земского собора для осуществления «права народа на землю и волю» и «областного и союзного самоуправления». Правда, просуществовала организация недолго: в 1863-1864 годах все ее члены оказались за решеткой.

Другой тактики придерживались члены кружка Николая Ишутина. 

Николай Ишутин. Фото.

Они выступали за социалистический уклад общества, когда вся земля будет принадлежать государству и совместно обрабатываться, а продукт труда будет делиться между всеми членами общества. Ишутинцы полагались не на агитацию, а на индивидуальный террор, который должен был спровоцировать революционный переворот. В 1866 году член боевой организации ишутинцев «Ад» Дмитрий Каракозов стрелял в российского императора. Покушение оказалось неудачным, и вскоре все члены кружка Ишутина оказались в руках полиции. Сам Ишутин умер на каторге.

С начала 1870-х годов московское демократическое движение вступает в новую фазу – народническую. Капитализм народники считали регрессом, явлением чуждым русской жизни. Россию должна спасти од оков капитала крестьянская община – идеал общественного устройства. Главной революционной силой народники считали крестьянство, возглавляемое интеллигенцией, ведущей его к социалистической революции. Весной 1873 года в Москву из Петербурга перебрался Александр Долгушин – известный пропагандист. 

Александр Долгушин. Фото.

Он призывал запастись революционной литературой и отправиться по селам, распространяя самиздат и ведя агитацию. Долгушин сформулировал целую программу требований: отмена выкупных платежей; всеобщий передел земли и распределение ее «по справедливости»;  уничтожение рекрутчины и замена ее всеобщим обучением военному делу; введение «хороших школ»; замена дворянско-чиновничьего аппарата управления на правительство, составленное из людей избираемых и сменяемых народом. Так, по мнению Долгушина «не будет ни угнетателей, ни угнетенных, не будет неученых, темных и бедных людей, а будут все счастливы». Однако реализовать принятую программу долгушинцам не удалось: уже осенью 1873 года они были арестованы. Правда, продолжали действовать другие кружки, члены которых в 1874-1876 годах предприняли «хождение в народ» с целью революционной пропаганды. Увы, их постигло полное фиаско: крестьяне отнеслись к ним с подозрением и нередко сами сдавали властям. Речи народников были для сельчан темны и непонятны, а, следовательно, вызывали тревогу. «Все надежды рухнули, - писала Вера Фигнер, - программа, казавшаяся столь осуществимой, не привела к ожидаемым результатам, вера в правильность постановки дела и в свои собственные силы поколебалась».

Опыт народников частично учли две интеллигентские партии, образовавшиеся в 1879 году – «Народная воля» и «Черны передел». Так, народовольцы призывали взять на себя «инициативу противоправительственного похода и политического переворота, а не тратить все силы на то, чтобы биться около народа, как рыба об лед». Проповедь перед крестьянством теперь воспринималась как «полная фантазия». В итоге деятели «Народной воли» сосредоточились на организации убийства царя. После многих неудачных попыток это им все же удалось: 1 марта 1881 года Александр II пал от руки революционеров, что, правда, не привело ни к какой революции или перевороту: члены организации к 1882 году были арестованы, а в стране началась эпоха контрреформ.

Что касается «Черного пердела», то члены этой организации, напротив, разочаровались во всякой политической борьбе. Однако веру в народ они  не потеряли. Они верили, что «экспроприация крупных поземельных собственников» поведёт в России, благодаря общине, «к замене индивидуального владения коллективным, то есть обусловит торжество высшего принципа имущественных отношений. Такой именно смысл имеют живущие в русском народе ожидания чёрного передела». О чернопередельцах писал даже Карл Маркс, правда, скептически: он критиковал русских народников за пренебрежение политической борьбой, за веру в то, что «Россия должна одним махом перескочить в анархистско-коммунистический атеистический рай». С конспирацией у чернопередельцев дело обстояло хуже, чем у народовольцев: к 1881 году лидеры «Черного передела» были арестованы.

Главными общественными группировками нарождающегося в России гражданского общества продолжали оставаться партии западников и славянофилов. Это были единственные силы, настроенные не огульно разрушать (как радикалы) и не бездумно возрождать феодальные ценности (как ультраправые). С западниками все ясно: либеральные ценности, ориентация на Европу позволяет их однозначно отнести к партии прогресса. А вот можно ли назвать либералами славянофилов? Нельзя, но не в укор славянофильству. Многие забывают, что прогресс может быть и консервативным. Все дело в том, как относятся представители того или иного общественного течения к прошлому и будущему своей родины. Либералы (настоящие либералы) принимают настоящее положение в стране ровно на столько, насколько в ней присутствуют ростки будущего лучшего мироустройства. Консерваторы же оправдывают настоящее, настолько, насколько в нем содержаться изначальные, укоренившиеся в прошлом, ценности и институты. И те, и другие ориентируются на будущее (в отличие от ультраправых, которые ориентируются только на прошлое). И те, и другие не довольны существующим положением дел (в отличие от чиновнической идеологии). И тем и другим нужны новые прогрессивные преобразования. Возьмем, например, вопрос о Земском соборе. Идею его созыва лелеяли и западник К. Кавелин, и российские славянофилы. Вот только Кавелин видел в нем росток еще незнакомого России парламентаризма, к которому могут быть привиты европейские институты и ценности (соответственно,  приносимые в Россию извне). А славянофилы считали, что Земский собор – исконно русское учреждение, которое должно быть воскрешено и которое сыграет решающую роль в устранении  раскола между властью и обществом, спровоцированного реформами Петра.

Представители русского гражданского общества были готовы к диалогу с царем, предлагая разнообразные проекты улучшения российских порядков. Вот только власть этого не ценила. Так, в январе 1865 года московское дворянство обратилось к императору с ходатайством об учреждении в стране центрального представительного органа, который бы венчал земскую вертикаль общественного самоуправления. Они призывали «довершить государственное здание созванием общего собрания выборных людей от земли русской для обсуждения нужд, общих всему государству». В ответ царь высочайшим рескриптом объявил, что никому из его подданных не предоставлено право «предупреждать» его «попечения о государственных делах». Царь выразил уверенность, что не будет «встречать впредь таких затруднений со стороны русского дворянства».

Такой же реакцией встретила власть и предложения либеральных земцев, которые собрались на съезд весной 1879 года, во время нарастания в стране общественно-политического кризиса. Земские активисты призвали царя к принятию конституционного проекта, который бы обеспечил стране социальный мир. Все было напрасно. Царь не доверял обществу, добровольно оставляя себя один на один с крайними радикалами, которые развернули против него настоящую охоту. Неудивительно, что сущим взрывом социальной активности в Москве обернулись торжества по случаю открытия памятника А. Пушкину. 

Памятник Пушкину на Страстном бульваре. Архитектор А. Опекушин. 1880.

Гражданское общество смотрела на этот неправительственный праздник как на возможность высказать свою точку зрения на ситуацию в стране. Это была настоящая сенсация: впервые оказалось можно с общественной трибуны выразить свои взгляды на законы развития российской цивилизации. Конечно, все ограничилось одними разговорами. Власть снова отвергла руку помощи, протянутую гражданским обществом, что обернулось эскалацией социальной напряженности и, в конце концов, убийством царя в марте 1881 года.

Автор статей про политическую жизнь: Котов Павел Львович

В 1877 году началась очередная русско-турецкая война, одиннадцатая по счету.  Воспринята она была россиянами с большим энтузиазмом: в обществе той эпохи были очень популярны идеи панславизма, которые разделяли не только славянофилы, но и западники. Всех вдохновляла мысль о помощи братским славянским народам в их борьбе с Турцией. Еще десять лет назад, в 1867-м, эта идея звучала во время проводившегося в Москве славянского съезда, приуроченного  к Всероссийской этнографической выставке. «Москва, - писал в ту пору славянофил Иван Аксаков, - сзывает гостей на свою этнографическую выставку. Москва предлагает этнографический урок всему ученому и неученому люду, имеющий явить научные и наглядные доказательства нашего славянского единства». 

Иван Аксаков. Портрет И. Репина. 1878.

В то время в  первопрестольной уже функционировал Московский славянский  благотворительный комитет (с апреля 1878-го - Славянское благотворительное общество), которым руководил все тот же И. Аксаков. Комитет первоначально занимался поддержкой славян-эмигрантов и изданием просветительской литературы. В военные годы он собирал средства на помощь раненым и вербовал добровольцев на балканский фронт. Так сложилось, что император Александр II произнес свою знаменитую речь, которая была воспринята обществом как обещание активной помощи братьям-славянам, как раз после приема царем делегации Благотворительного комитета (октябрь 1876 года), что очень подняло общественный авторитет Ивана Аксакова. Правда, впоследствии Аксаков «проштрафился» в глазах монарха. В 1878-м, когда стало ясно, что Германия и другие мировые державы не дадут России воспользоваться всеми плодами победы над турками, московский славянофил обратился к обществу с крамольными словами. Говоря о России-победительнице, Аксаков заметил: «Западные державы нагло срывают с тебя победный венец, преподносят тебе взамен шутовскую с гремушками шапку, а ты послушно, чуть ли не с выражением чувствительнейшей признательности, подклоняешь под нее свою многострадальную голову». Иван Сергеевич посетовал, что царь не сдержал своей решимости довести дело защиты славян до конца. Репрессии не замедлили обрушиться на голову бедного славянофила: Аксакова выслали в деревню, а Славянский комитет закрыли. 

Автор статьи "Войны": Котов Павел Львович

Росла, ширилась, меняла свой привычный облик Москва, вместе с ней менялся образ жизни людей, ее населявших. Но в привычном облике можно было рассмотреть и неизменные черты сословного деления.

Ряд районов Белого и Земляного города – Остоженка, Пречистенка, Арбат, Поварская, Большая и Малая Никитские улицы, с запутанными лабиринтами переулков между ними, являлись местом обитания дворянства и чиновничества. Здесь расположились большие барские дворцы с колоннами и фронтонами в стиле ампир. А менее внушительные одноэтажные строения, нередко также с колоннами и фронтонами, напоминали собой барские дома в родовых вотчинах. Сходство с деревенскими усадьбами увеличивалось еще массой густо разросшейся зелени.

Часть города на правом берегу Москвы-реки, Замоскворечье с улицами Пятницкой, Ордынкой, Полянкой, Якиманкой, а также район Таганки, исстари была населена купечеством. Здесь располагались также большие и малые особняки, но ни стиля ампир, ни гербов на фронтонах не было видно. Парадные подъезды в домах по большей части находились во дворе, ворота держались глухо закрытыми.

Третья обширная часть города от Каретного ряда до Москвы-реки оказалась пристанищем мелкого купечества, мещанства, ремесленников и прочего небогатого люда. Здесь преобладал другой вид жилья – маленький домик, какой можно увидеть во множестве по окраинам уездных губернских городов – деревянное одноэтажное строение с двором и садиком, на окнах – непременные кисейные занавески и горшки с геранью.

Некоторые места города отличались четко выраженным характером своего населения. Масса студенчества, приезжавшего в столицу из провинции, снимала комнаты в районах Патриаршего пруда, Большой и Малой Бронных, Козихинских переулков, вследствие чего эта часть города получила прозвище Латинского квартала. Дурной известностью у москвичей пользовался район Цветного бульвара и Грачевки, где ютились уголовники, проститутки, деклассированные опустившиеся люди. Не отличались чистотой и комфортом и промышленные пролетарские окраины: Пресня, Сущево, Преображенское, Кожевники, а также внешняя часть Замоскворечья.

Горожане сохраняли свою приверженность к московской старине, ее традициям, быту, языку. Именно это, а отнюдь не право рождения, делало столичного обывателя «природным» москвичом. Москвич всегда отличался неуемным балагурством и излишней суетливостью. Москвича неудержимо влекло выйти из дома на улицу и стать свидетелем и непосредственным участником городских событий.

Как писал знаток московской жизни, известный журналист и репортер В.А. Гиляровский: «Для многих москвичей трактир был первой вещью. Он заменял и биржу для коммерсантов, делавших за чашкой тысячные сделки, и столовую для одиноких, и часы отдыха в дружеской беседе для всякого люда, и место деловых свиданий, и разгул для всех от миллионера до босяка.

Московскому трактиру была не свойственна особая роскошь, он представлял собой, как правило, один большой зал, в заведениях покрупнее имелись еще и отдельные кабинеты. Все обустроено просто, никаких излишеств – ковров, занавесей и т. п., но зато о московских трактирах можно было по русской пословице сказать, что они «красны не углами, а пирогами». Современники отмечали, что « трактиры славились, и не без основания, чисто русскими блюдам и: таких поросят , отбивных телячьих котлет, суточных щей с кашей, рассольника, ухи, селянки, осетрины, расстегаев, подовых пирогов, пожарских котлет, блинов и гурьевской каши нельзя было нигде получить, кроме Москвы. Каждый известный трактир дорожил своей репутацией и ревностно оберегал ее. Трактир Егорова в Охотном ряду славился «воронинскими» блинам и, «Арсентьич» в Черкасском переулке – ветчиной особого посола, заведение Тестова – «тестовским» поросенком, расстегаями и гурьевской кашей. В облюбованный купцами и часто фигурировавший во многих русских романах Новотроицкий трактир, на Ильинке, где совершались миллионные торговые сделки, считалось необходимым сводить всякого «видного» иностранца, прибывшего в Москву.

Со временем наряду с традиционно русскими трактирами стали появляться рестораны с европейской кухней, которые облюбовала публика. К существовавшему с дореформенной поры «Эрмитажу» добавились «Славянский базар», «Альпийская роза», «Дюссо», «Дрезден» и др. Любителей ночного разгула зазывали загородные рестораны с цыганами, которых было особенно много в Петровском парке – «Яр», «Стрельна», «Эльдорадо».

К слову сказать, свои гастрономические потребности могли удовлетворить не только клиенты ресторанов и трактиров, но и те уличные гуляки, которым не хватало средств, времени или просто желания для их посещения. В Охотном ряду, вдоль Китайгородской стены, у Торговых рядов – всюду толкались продавцы, расхваливавшие разнообразный товар: пирожки «подовые – с подливкой», «воробушки» – маленькие пирожки, плавающие в масле в большой корчаге, блины на лоточках, горячую колбасу, рубцы, завернутые в трубки, гречневики, выпеченные из гречневой муки. Тут же сновали и разносчики клюквенного кваса, разлитого в стеклянные кувшины. Определенные группы москвичей облюбовали свои трактиры. Извозчики предпочитали «Лондон» в Охотном, «Коломну» на Неглинном проезде, трактир в Столешниковом. Студенчество более всего посещало «Русский трактир» на Моховой, близ университета. В дообеденные часы здесь ежедневно можно было застать компанию студентов, играющих на бильярде и тут же закусывающих.

Любители охоты собирались в тесном прокуренном трактирчике «Собачий рынок» на Неглинном проезде рядом с Трубной площадью, впоследствии они арендовали отдельный дом и основали в нем Московский охотничий клуб. В то время, у москвичей пошла мода на подобного рода объединения. В дополнение к существовавшим до реформы Английскому, Купеческому, Дворянскому и Немецкому клубам добавились Яхт-клуб, Артистический кружок, Гимнастическое общество, Скаковое общество и многие другие, объединявшие часто представителей различных по материальному положению и социальному статусу группы московского населения. С описанием заседания одной из таких ассоциаций – Общества московских рыболовов – можно ознакомиться в воспоминаниях московского мемуариста И.А. Слонова. Общество напротив храма Христа Спасителя на Москве-реке содержало пристань с избой, поставленной на деревянном плоту и служившей своеобразным клубом, где собирались рыболовы. Но наиболее торжественные мероприятия проходили в большом белом зале Московского трактира. На очередном торжественном заседании «собралось 27 членов, все люди довольно пожилые; тут были купцы, чиновники, капельдинеры, дворцовые лакеи и несколько подозрительных лиц неопределенной профессии».

Бывшая Ново-Екатерининская больница, на 250 коек, стала крупнейшей в Москве, где обслуживались люди всех званий и сословий, беднейшим из них лечение предоставлялось бесплатно. В 1850-1870 гг., открытая поначалу как приют для бедных, Городская больница становится базой для организации специализированных клинических отделений. В 1861 г. было создано Мясницкое отделение для больных сифилисом, в 1866 г. – Яузское, в 1876 г. – Басманное, ставшие затем самостоятельными больницами. В 1871 г. открыто фельдшерско-акушерское училище.

В пореформенный период возникли новые больницы – 2-я городская, Сокольническая (Дервизовская) и Щербатовская, ряд благотворительных учреждений.

С середины XIX в. торгово-промышленное значение Москвы, ставшей крупнейшим железнодорожным центром страны, с каждым годом возрастало. Из прежней «большой деревни» с ее дворянским духом Москва постепенно превращалась в густонаселенный город европейского типа с соответствующей инфраструктурой и промышленностью.

Но в 1860-х - начале 1870-х гг. не было еще трамвая и конно-железной дороги. Передвижение по городу осуществлялось на линейках, в колясках и экипажах. Мостовые тогда были примитивные, булыжные; асфальтовые покрытия отсутствовали. На окраинах имелось очень много совсем «незамощенных улиц и переулков, в которых весной и осенью жители утопали в грязи». Зимой снег не убирался; покрытая снегом улица была чрезвычайно неровной, образовывались большие впадины или ухабы, по которым сани ехали то, спускаясь, то вздымаясь, как корабль по волнам. Мостовые непосредственно в пореформенное время представляли собой «нечто невозможное». Вымощенные крупным булыжником, всегда грязные и пыльные, с большими ямами, а зимой - с глубокими ухабами, они являлись египетской казнью для москвичей. На них часто происходили аварии, калечились лошади, ломались экипажи. Весной, когда начиналось таяние снежного покрова, в некоторых местах обнажался камень мостовой, на других продолжали еще лежать глубокие сугробы снега. Весной и осенью наступал такой период, отмечал современник, когда благоразумный обыватель сидел дома, ибо проезда не было ни на колесах, ни на санях.

На улицах стояло много извозчиков, причем цены были очень низкими, (5, 10, 20 коп.). К тому же не только богатые, но и средние по состоянию люди, имели собственных лошадей и при своих маленьких особняках – конюшни и сараи. В «выездах» были заметны сословные различия. Купечество ездило преимущественно на одиночках, щеголяя нередко породистыми рысакам. Дворянство предпочитало пару, карету или коляску с ливрейными лакеями на козлах.

Линейка, или «калибер», представляла собой экипаж с сиденьями (по 5 человек) по обе стороны разделявшей их доски. Зимой линейки заменялись санями, запряженными двумя-тремя лошадьми. «Линейки эти были до невозможности грязные, вечно связанные ремешками, веревочками, с постоянно звенящими гайками, с расшатанными колесами, с пьяными, дерзкими ямщиками, с искалеченными лошадьми, худыми и слабосильными до того, что они шатались на ходу».

Многочисленные владельцы экипажей, были, в основном, выходцами из крестьян, покинувших свои деревни для занятия извозным промыслом после реформы 1861 г. Наиболее распространенной и дешевой категорией извозчиков были так называемые «ваньки», одетые в простые крестьянские армяки и выезжавшие зимой в санях, а летом в дрожках, называвшихся «калиберами», а также «гитарами».

В моде у молодых элегантных людей были летом «эгоистки» – экипажи, рассчитанные на одного человека, а зимой – небольшие низенькие сани. Все реже встречались парные сани, на которых стоял выездной в ливрее и шляпе с позументом, зато летом все больше появлялись на улицах шарабаны и кэбы заграничного образца.

Самыми шумными транспортными улицами стали Тверская, Никольская, Ильинка и особенно Мясницкая. Трескотня дрожек на Мясницкой шла с раннего утра до позднего вечера, так как по этой улице ездили «на железные дороги и оттуда» (это дорога к району нескольких вокзалов).

Улица Малая Дмитровка

Развитие городского транспорта подталкивало местные власти к улучшению дорог. Все главные улицы покрылись булыжными мостовыми, в 1876 г. на Тверской улице впервые была применена техническая новинка – асфальтовое покрытие. Вместо тусклых масляных фонарей в 1860-х гг. были установлены керосиновые светильники, а с 1867 г. появилось и газовое освещение. Однако и на этом прогресс не остановился. Некоторые деревянные мосты стали заменяться железными: Дорогомиловский (1868 г.), Москворецкий и Большой Краснохолмский (1872 г.), Крымский (1873 г.).

Первые общественные экипажи – вагоны «конки», как называли конножелезную дорогу, появились в 1872 г., когда к открытию Политехнической выставки была проведена линия от Страстной площади до Брестского (ныне Белорусский) вокзала. Вагон конки, с открытым «империалом», т.е. местами на крыше, куда вели с парадной и задней площадок узкие винтообразные лестницы, и куда допускались только мужчины, тянула по рельсам пара лошадей, управляемая мальчишкой–форейтором. Конно-железные дороги принадлежали двум обществам: Первому и Акционерному бельгийскому. С 1891 г. оба общества эксплуатировали дорогу совместно. Конка была, в общем, медленным средством передвижения – 6-8 км в час . Это объяснялось тем , что путь был одноколейным, с разъездами, что нередко вынуждало тратить время на ожидание прибытия вагончика конки с противоположной стороны. Конка была «демократическим» средством передвижения. Пользовался ею «преимущественно мелкий московский обыватель». Люди с положением, тем более московская аристократия, на конках не ездили.

А когда в Москве был пущен первый трамвай, более уютно стали чувствовать себя бульварные щеголи.

 Посадка на конку у Рязанского вокзала

Еще в 1860-е гг. из Москвы в различных направлениях уходили восемь шоссейных дорог: на Петербург, Ярославль, Нижний Новгород, Тулу, Владимир, Рязань, Смоленск и в других направлениях, и 40 почтовых и грунтовых дорог. Важнейшей из них была дорога, соединявшая Москву с всероссийским торжищем – ярмаркой в Нижнем Новгороде. Из Сибири шли железо, медь, серебро и золото, драгоценные меха и камни. С Камы и ее верховьев привозилась соль. Из Архангельска доставляли семгу, китовый ус и жир, сельдь и навагу. Из Вологодской и Костромской губерний возами везли сушеные грибы, преимущественно белые. Ярославская губерния снабжала Москву льняными изделиями, Переяславль – знаменитыми сельдями, Ростов Великий – разными овощами. Но гужевые перевозки были крайне медленными: из Москвы в Нижний Новгород товары на тройках доставлялись за семь, а на одиночных упряжках – за десять дней. Москва-река к этому времени обмелела (шлюзована лишь в 1880 г.). Объем перевозок и круг перевозимых товаров были ограниченными. Сами перевозки требовали много времен и: от Коломны до Москвы (несколько более 100 км) они длились более двух недель, от Москвы до Нижнего Новгорода – месяц. В 1860-е гг. вслед за Николаевской железной дорогой (на Петербург), открытой еще в 1851 г., одна за другой прокладываются Ярославская, Брестская, Казанская, Нижегородская и Курская железные дороги. Когда в конце 1850-х – начале 1860-х гг. раздался первый свист паровоза на окраинах города, то, по воспоминаниям современника, «Европа ворвалась к нам, словно хлестнула нас огненной вожжей, и азиатская Рогожская застава пала».

Большим событием в культурной жизни древней столицы явилось перемещение сюда в начале 1860-х гг. Румянцевского музея, предназначенного своим основателем графом Н.П. Румянцевым «На благое просвещение». Эта ценнейшая сокровищница содержала библиотеку старопечатных и рукописных книг, древнерусских грамот и актов, нумизматический кабинет с древнегреческими, римскими, византийскими монетами и медалями, собрание минералов, этнографическое собрание, картинную галерею, отделы гравюр, доисторических, христианских и русских древностей (включавших кресты, иконы, печати, домашнюю утварь , оружие и многое другое). Перед переездом в Москву собрание пополнилось книгами из Эрмитажа и императорской Публичной библиотеки Петербурга. Образовался Московский публичный и Румянцевский музей – предмет гордости Москвы, послуживший в будущем основой Российской государственной библиотеки.

«Первым русским народным университетом» назвали современники открывшийся в 1870-х гг. Политехнический музей. 

Политехнический музей. Архитекторы И. Монигетти и Н. Шохин. 1872.

Лучшие университетские профессора читали в нем публичные лекции. С переходом музея в построенное для него здание, там, еженедельно проводились народные чтения с объяснением коллекций. Выставка 1872 г. стала зародышем и другого важного начинания. Устроители, экспонировавшегося на ней отдела истории Севастопольской обороны 1854 – 1855 гг., полковник Н.И. Чепелевский, граф А.С. Уваров, генерал А.А. Зеленый предложили создать в Москве постоянный Исторический музей. Московская городская дума отвела для музея место в самом центре столицы. В 1875 – 1881 гг. по проекту архитекторов В.О. Шервуда и А.А. Семенова для музея было построено здание.

Исторический музей. Архитекторы В. Шервуд и А. Попов. 1881.

Общероссийской известностью пользовались несколько печатных органов московских либералов, прежде всего, ежедневная газета «Русские ведомости» (издавалась с 1863 г.) и  еженедельник «Русская мысль». На страницах московской либеральной прессы публиковались М.Е. Салтыков-Щедрин, В.Г. Короленко, Г.И. Успенский, В.М. Гаршин, Н.Е. Петропавловский (Каронин) и др.

В российской публицистике того времени М.Н. Катков и его «Московские ведомости» стали рупором патриотизма и консерватизма. «Московские ведомости» выступали против земского «парламентаризма», в котором усматривали детище западноевропейских революционных идей. Однако другая патриотическая газета «Русь», издаваемая И.С. Аксаковым, проводила идеи Земского собора и расширения земского самоуправления. Хотя после событий 1881 г. произошло определенное сближение взглядов М.Н. Каткова и И.С. Аксакова, и они вместе активно участвовали в разоблачении революционной идеологии.

Московская пресса была почти целиком в руках умеренно-либерального течения. В день открытия памятника великому поэту А.С. Пушкину, 6 июня 1880 г., в Московском университете начались заседания в память о поэте. В течение двух дней – 7-8 июня – «Общество любителей российской словесности» провело заседание, где с речами, имевшими общероссийское значение, выступили И.С. Тургенев и Ф.М. Достоевский. Среди выступавших на пушкинских праздниках был и известный московский издатель М.Н. Катков, завершивший выступление словами А.С. Пушкина: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» Призывы Каткова к примирению были встречены либеральными изданиями, как проявление фальши и новой тактики апологета самодержавия. А то, что во время торжеств М.Н. Катков протянул бокал любимцу либералов И.С. Тургеневу, было воспринято левыми изданиями не как искреннее стремление к миру и согласию, а как приспособление к набирающему силу в общественном мнении либерализму.

Освещение улиц. До конца 1850-х годов московские улицы освещались фонарями на конопляном масле. В течение трех месяцев (май-август) фонари не зажигались, в остальное же время года они горели в безлунные ночи (около 18 дней в месяц) и в три часа пополуночи гасились. В 1853 году стали вводиться спиртовые фонари, но их век был недолог: в 1862 году появился керосин. В 1865 году город имел уже 9.213 керосиновых фонаря. Одновременно с керосином появилось и газовое освещение. Оба топлива долгое время сосуществовали вместе, не вытесняя друг друга: только с середины 1880-х годов газ выбился в лидеры, но керосин еще долго не желал сдавать свои позиции. К 1880-му году в Москве было в общей сложности до 18.000 фонарей обоего типа. Хорошо ими освещались, в первую очередь, центральные части города; окраины же продолжали утопать в грязи и мраке. 

Водоснабжение. В середине XIX века в Москве действовали пять водопроводов: Мытищинский, Сокольнический, Замоскворецкий, Москворецкий Бабьегородский и водопровод Рождественского монастыря. Важнейшим среди них был, бесспорно, водопровод, соединяющий Москву с Мытищами: он снабжал первопрестольную водой высшего класса в объеме 500 тысяч ведер в день. Остальные водопроводы все вместе не давали и половины от этого объема. Кроме того, вода в них была невысокого качества. В целом же, воды в городе не хватало. В 1870-х Городская дума собралась решительно взяться за дело. Был существенно расширен водопровод из Мытищ: теперь он давал до 1 млн. ведер в день, а также были построены еще два крупных водопровода – Ходынский и Андреевский. 

Очистка города. В 1871 году газета «Русская летопись» так писала о центральной части Москвы: «С какой стороны не подойдешь к ней, страшное зловоние встречает вас на самом пороге. Идем по запаху. Вот Красная площадь… вокруг настоящая зараза от текущих по сторонам вонючих потоков. Около памятника Минину и Пожарскому будки, на манер парижских писсуаров; к ним и подойти противно. Ручьи текут вниз по горе около самых лавок с фруктами. В глубине города в грязи и вони городские трактиры, а рядом отхожие места… С внутренних дворов нередко целые ручьи вонючих нечистот текут прямо на улицы». Городская дума заботилась о чистоте улиц весьма избирательно: чистились только рынки и места городских гуляний, да отводилось никак не обустроенное пространство для свалок мусора ближе к окраинам. Вывозка нечистот относилась к обязанностям домовладельцев и производилась товариществом ассенизаторов. В городской смете 1879 года на поддержку чистоты на улицах было отпущено всего 570 рублей. Конечно, этого ни на что не могло хватить. Проекты устройства централизованной канализации обсуждались, но построена она была уже в царствование Александра III.

Автор статей про инфраструктуру: Карпинчик Светлана Григорьервна

В 1864 году были обнародованы «Положения о начальных народных училищах». Программой было предусмотрено обучение только божьему закону, чтение гражданской и церковной печати, письму, четырем правилам арифметики, церковному пению. Открывать народные училища могли также общественные учреждения и частные лица. Для открытия им необходимо было разрешение местной администрации.

До опубликования данного положения в Москве имелось 13 казенных народных училищ. В них обучались только мальчики. В дальнейшем казенные училища не расширялись.

В свою очередь, сеть школ, которые учреждались городским самоуправлением расширялась и предназначалась в том числе и для девочек. Городские училища были трехгодичными, находились под наблюдением попечителя учебного округа и училищных советов.

Первое мужское городское училище (Николаевское) было открыто в 1870 году. Второе мужское училище было открыто в Преображенском. В середине 70-х годов было основано Мариинское мужское училище в Мясницкой части.

В 1874 году было опубликовано Положение, которое ограничило права городского самоуправления в области образования, роль которых сводилась к попечению народного образования в хозяйственном отношении.

В 1864 году принимается новый устав о гимназиях, который предусматривал существование гимназий двух типов – классических и реальных. Первые давали возможность поступать без экзаменов в университет, вторые – углубленно изучали математику и естествознание. Высокая плата за обучение закрывала двери гимназий для малоимущих слоев населения. Ко времени утверждения устава в Москве имелось четыре мужских гимназии. С 1871 года реальный курс прекратил свое существование. До 60-х годов в школах применялись телесные наказания – битье розгами и стояние на коленях. Устав 1871 года усилил преподавание древних языков, число уроков математики и физики было сильно урезано, естествознание было исключено полностью. В гимназиях были учреждены должности классных наставников для наблюдения за учащимися, в том числе и во внеурочное время.

В 1858 году начали создаваться открытые женские гимназии. По Положению женские училища делились на два разряда – шестигодичные и трехгодичные. В 1870- м году курс был увеличен до семи лет. С1865 по 1876 гг. было открыто пять женских правительственных гимназий. Кроме этого существовали гимназии – Елисаветинская, Петропавловская, Усачевско-Чернявская, в том числе и частные – фон Дервиз, Алилековой, Арсеньевой, Приклонской, Фишер, Шписс. В 1869 году были открыты Лубянские общеобразовательные курсы для женщин. Первоначально учебные планы соответствовали учебным планам классических гимназий. Окончание курсов не давало никаких прав окончившим. К концу 70-х годов учебные планы данных курсов стали приближаться к планам физико-математических факультетов.

В 1871 году профессор Московского университета историк В.И. Герье ходатайствовал о разрешении открыть научные курсы для женщин. Они просуществовали до 1886 года.

В 1865 году в Москве была организована ремесленная школа, которая называлась Комиссаровское училище. Она существовала на частные пожертвования. Кроме общеобразовательных предметов в школе проходило обучение портняжному и переплетному делу. В 1870 году при училище было открыто столярное, кузнечное, слесарное отделения.

В 1864 году при  Московском городском Рукавишниковском приюте были открыты мастерские для обучения ремеслу малолетних – брошюровочная и переплетная, сапожная, столярная, портняжная.

В 1871 году была учреждена ремесленная школа, названная «Учебно-слесарной мастерской». Курс обучения был пятилетний. Школа ставила целью готовить мастеров и слесарей.

При Московском комитете для разбора и призрения нищих в 1877 году было открыто городское ремесленной училище, названное Долгоруковским.

Среди женских ремесленных училищ стоит отметить школу Тарлецкой, школу Стрекаловой, Арбатскую ремесленную школу. Учащиеся получали общее образование в объеме программы городских начальных училищ и специальность портных или белошвеек.,

Высшие технические училища были представлены Московским техническим училищем. В конце 60-х годов училище получило новый устав. Были введены курсы проектирования деталей машин, высшей математики, общей механики. Здесь впервые были применены преподавание токарного, слесарного, кузнечного и столярного дела и сочетание теоретического образования с практическим. В Техническом училище зарождались новые научные школы – машиноведение, теплотехника.

Коммерческие училища были представлены Московским коммерческим училищем и Практической академией коммерческих наук.

Высшее образование было представлено Московским университетом, Межевым институтом, Петровской академией. 

Автор статьи "Образование": Советова Наталья Владимировна 

Важным научным центром Москвы во второй половине XIX в. являлся Московский университет, в котором преподавали и вели научную работу российские ученые, обогатившие науку своими открытиями, многие из которых вошли в основной фонд мировой науки.

Профессор Московского университета А.Г. Столетов проводил исследования в разных областях физики, но особое значение имеют его работы по исследованию электрических разрядов. Им были установлены три закона фотоэффекта, которые были положены в основу всех научных исследований в этой области. Законы Столетова подготовили базу для создания электронной техники.

А.Г. Столетов в 1872 г. создал первую в России физическую учебную лабораторию, которая стала центром школы экспериментальной физики при Московском университете.

Преподаватели университета внесли огромный вклад в развитие медицины. Г.А. Захарьин – прошёл путь от выпускника медицинского факультета до заведующего факультетской терапевтической клиникой Московского университета. Г.А. Захарьин ввел новый метод исследования больного, организовал специальные кафедры и клиники (нервную, детскую и др.) для более глубокой разработки соответствующих научных дисциплин. Последователь Г.А. Захарьина, профессор Московского университета А.А. Остроумов, внёс большой вклад в развитие медицины, в частности в области важнейших отделов внутренней патологии.

Не только преподаватели, но и выпускники Московского университета оказали огромное влияние на развитие медицины. С.П. Боткин – создал физиологическое направление в клинической медицине, Н.И. Пирогов стал основоположником военно-полевой хирургии и анатомо-экспериментального направления в хирургии, основателем анестезии.

Профессор Московского университета К.А. Тимирязев стал основоположником школы физиологии растений.

Учёные Московского университета добились больших успехов в области гуманитарных наук. Изучение истории в университете представляли историк средних веков Т.Н. Грановский. История России была написана учеными-историками С.М. Соловьевым, В.О. Ключевским.

Большое значение для изучения истории Москвы имеют труды историка И.Е. Забелина. Исследователь древностей, используя археологические материалы, первым написал очерки истории отдельных отраслей художественного мастерства. Научные труды Забелина посвящены быту московских царей, обычаям русского народа, истории Москвы. И.Е. Забелин был одним из инициаторов создания Исторического музея и его фактическим руководителем с 1883 г. По его инициативе было образовано Московское археологическое общество, которое занималось изучением древностей России.

Языковед Ф.Ф. Фортунов, возглавлявший кафедру сравнительной грамматики индоевропейских языков Московского университета, основал Московскую лингвистическую школу. Крупнейшие лингвисты из многих стран мира направляли своих учеников в «Фортуновскую школу».

Огромную роль для развития отечественной науки сыграли научные общества, созданные при университете. Они были разнообразными по своей направленности: Московское общество испытателей природы, Общество истории и древностей российских, Юридическое общество, а также медицинское, педагогическое, библиографическое, историческое и другие. Благодаря деятельности научных обществ в Москве сформировался научный центр по популяризации научных знаний.

В Московском университете во второй половине XIX в. закладывались  основы, на которые опиралась русская научная мысль.

Развитие промышленности привело к росту потребности в технических кадрах. В 1868 году Техническое училище было преобразовано в высшее учебное заведение, которое не только готовило квалифицированные кадры, но и являлось центром технических наук. Кафедры училища возглавляли крупнейшие русские ученые, принимавшие активное участие в научных работах. Профессор механики А.С. Ершов выпустил работу «О значении механического искусства и о состоянии его в России» (1859г.), Ф.М. Дмитриев опубликовал труд «О бумагопрядении» (1861г.), Д.Н. Лебедев издал труд «Пертурбации паровоза, зависящие от непостоянности давлений ползушек на направляющие линеечки и двигающей оси на вилки рамы» (1867г.). А.К. Эшлиман дал интересное исследование «О движении пароходов силою реакции» (1868г.).

Преподававший в училище В.Н. Чиколев был известен своими изобретениями в области электротехники и научно-организационной работы. Под его руководством были созданы электротехнические отделы на Политехнической выставке 1872 года и в Политехническом музее.

Технические науки получили должное развитие в таких учебных заведениях города как Училище живописи, ваяния и зодчества, Строгановское центральное училище технического рисования, Комиссаровское техническое училище, Дельвиговское железнодорожное училище, Техническое училище Московско-Казанской и Московско-Брестской железных дорог, Практическая академия коммерческих наук.

В области сельского хозяйства научной деятельностью занималась Петровская земледельческая и лесная академия. В стенах этого учебного заведения работали такие ученые как К.А. Тимирязев, И.А. Стебут, П.А. Ильенков, А.П. Людоговский. И.А. Стебутом было составлено капитальное руководство по вопросам растениеводства «Основы полевой культуры и меры к её улучшению в России». К.А. Тимирязев выступал за широкое применение минеральных удобрений. Опыты по применению фосфорнокислых удобрений, извести и гипса проводились на опытном поле академии под руководством И.А. Стебута. Первыми профессорами лесоводства в Петровской академии были В.Е, Графф и В.Т. Собический. Исключительно большую роль в развитии науки о лесе сыграл профессор лесоводства М.К. Турский. Первым преподавателем животноводства в академии был И.Н. Чернопятов, уважаемый специалист в области овцеводства и шерстоведения. Профессором А.П. Людоговским был создан первый русский курс сельскохозяйственной экономии «Основы сельскохозяйственной экономии». (1875 г.). Особый вклад в развитие геодезии, картографии, землемерного дела внес Межевой институт. В решении задач подобного рода был задействован и Московский университет.

В это время начинается работа по изучению научных основ защиты растений от сельскохозяйственных вредителей и болезней.

Заслугой «Московского общества сельского хозяйства» являлось внедрение сельскохозяйственных машин и орудий, сортовых семян, производства по переработке сельскохозяйственных продуктов. «Общество» выступало и организатором выставок и съездов сельских хозяев. По инициативе «Русского общества акклиматизации животных и растений был организован Московский зоологический сад. Широкую известность и популярность получили публичные лекции, проводимые в Политехническом музее.

Московскими научными обществами и съездами выпускались различного рода «Труды», «Мемуары», «Бюллетени», «Записки», которые издавались как на русском, так и на иностранных языках и содержали материалы высокой научной ценности. В 60-х годах XIX века был основан «Вестник естественных наук». На основе лекций Тимирязева, которые были им прочитаны в Политехническом музее, была создана классическая книга «Жизнь растений». В 1872 году «московское общество по распространению технических знаний» начало издавать «Политехнический вестник» под редакцией Н.Н. Горелова. В нем освещались научно-технические достижения, успехи промышленности, вопросы технического образования.

Автор статьи "Наука": Рязанцев Михаил Витальевич

Архитектура Москвы в рассматриваемый период была теснейшим образом связана с экономическими и социальными изменениями второй половины столетия, особенно после реформ 60-х гг. Москва стремительно росла, и численность населения за XIX в. быстро увеличивалась, составив в канун нового столетия более миллиона человек.

Заметный отпечаток на внешний вид города наложил технический прогресс. В Москве появилось электричество, телефонная связь, начали доминировать каменные постройки, деревянные уходили в прошлое. Строители начали использовать новые строительные материалы - конструкции из стали и чугуна, различного рода облицовочные материалы, большие стекла, сочетание железа и кирпича. Промышленное строительство в Москве требовало применения новых технологий и подходов к строительству. Началась практика возведения многоэтажных и многоквартирных домов, в том числе и доходных домов, где квартиры сдавались в наем. С развитием железнодорожного транспорта развивалась и сопутствующая инфраструктура в виде вокзалов.

Для второй половины века характерно смешение различных архитектурных стилей. На смену стилевому единству пришла эклектика - многообразие, пестрота стилей, которая приводила наряду с попытками применения современных европейских достижений к желанию создать свой неповторимый отечественный художественный стиль. « Русский стиль» стал определяющим в процессе реконструкции ряда площадей, расположенных возле Кремля, а также при возведении зданий прежде всего общественного пользования. Заметен интерес к допетровскому времени, прежде всего к архитектуре XVII в. Этот «русский стиль» проявился не только в церковном строительстве, но и в гражданском, при сооружении вокзалов, торговых рядов, театров, музеев, правительственных зданий. Весьма показательны в этом отношении здания Исторического и Политехнического музеев, Городской думы, Верхние и Средние торговые ряды.

В середине века известными архитекторами считались К.А. Тон (под его руководством в 1883 г. было завершено строительство храма Христа Спасителя, а также ряд других крупных сооружений) и М. Д. Быковский - автор нескольких церковных сооружений и других общественных и частных зданий. Им были построены церковь Троицы «на Грязях», перестроил здания Ивановского монастыря, возведена колокольня Никитского монастыря.

Церковь Троицы на Грязях. Архитектор М. Быковский. 1861.

Ивановский монастырь. Архитектор М. Быковский. 1879.

После пожара 1856 году архитектором А. Кавосом было восстановлено здание Большого театра. Архитектором Козловским с 1862 по 1868 гг. была возведена колокольня церкви Софии на Софийской набережной Москвы. В 1874 году на Ильинке был построен первый пятиэтажный многоквартирный дом.

Церковь Св. Софии на Софийской набережной. Архитектор Н. Козловский. 1868.

Влияние маститых архитекторов Тона и Быковского сказалось и на архитектуре жилых домов.

Все большую роль играло в подготовке архитектурных кадров первоначально Московское дворцовое архитектурное училище, а после того как оно в 1865 г. влилось в Училище ваяния и зодчества - Московское училище живописи, ваяния и зодчества, в котором сохранялось архитектурное отделение. Основанная в 1825 г. С.Г. Строгановым Школа рисования с 1860 г. стала именоваться Строгановским училищем технического рисования, где преподавали видные архитекторы, такие как Ф. О. Шехтель, А. В. Щусев. Училище готовило также кадры и для архитектурных мастерских, прежде всего специалистов по интерьеру.

Автор статьи "Архитектура": Рязанцев Михаил Витальевич